Воровка из подземелья - [4]

Давным-давно, когда нас ещё не было на свете, она жила в большом доме, – почти таком же, как хозяйский дом, только он был намного больше и стоял в городе. Город этот сейчас виднеется где-то на горизонте, – он принадлежит Хозяевам, а не нам.

Акина родилась и выросла в рабстве; её держали в железной клетке и бросали ей на пол еду. Сначала она делила клетку с другими такими же рабами, а когда немного подросла, её продали на рынке и забрали оттуда в другой дом. Её разлучили с семьёй; ни родителей, ни братьев, ни сестёр она больше не встретила. В доме Хозяев Акина жила совершенно одна, пока не состарилась, – много лет…

Как она не сошла с ума, остаётся загадкой; Акина рассказывала, что один из Хозяев говорил с ней на своём языке, и от него она научилась некоторым словам. Это подобие общения помогло ей сохранить рассудок; наблюдая за Хозяевами целые дни напролёт, Акина узнала о них больше, чем кто-либо из нас.

В их обществе культивировалась доброта; у Хозяев было даже некое подобие морали, – но это была очень своеобразная мораль. Добрыми их учили быть только к своим. Все остальные существа, к какой бы расе они ни принадлежали, считались глупыми и не заслуживающими особого внимания. Если существо признавалось полезным, его обращали в рабство; если вредным, его убивали. Иногда хозяйские дети могли поиграть с кем-то из рабов, но это занятие считалось недостойным, пустой тратой времени. Так было потому, что Хозяева считали всех остальных похожими на вещи, – как будто и не живыми вовсе. У них даже слово особое для этого было, но я его не запомнила.

Правда, один из Хозяев, – тот, который разговаривал с Акиной, – был не таким, как все. Возможно, среди своих он чувствовал себя неуютно, поэтому и тянулся к ней. Но и он не помышлял о том, чтобы отпустить рабов на свободу. Акине было жаль его, но однажды, когда дверь её клетки случайно забыли закрыть, она убежала. Впереди её ждала неизвестность и, возможно, голодная смерть, – но жизнь в железной клетке тогда казалась страшнее смерти. Оставив свою тюрьму, Акина очень долго блуждала по огромному дому; он был похож на лабиринт, оттуда было не так просто выбраться. Когда она наконец очутилась на улице, то была еле жива от голода и жажды. Акина пила воду из канавы и питалась на помойках, пока наконец не добралась до нас. Мои родители приютили её. Меня тогда ещё не было на свете.

Потом родились мы, и Акина заменила нам бабушку; она присматривала за малышнёй, пока родителей не было дома…

– Ну, как у вас дела? – спросила мама, неожиданно вынырнув из тёмного коридора.

Следом за ней явился и папа; день был не очень удачным, – сегодня еды они достали не много, но хлеба, который я принесла, хватило на всех.

– Добытчица! – улыбнулся папа, отрывая кусок от принесённого мной ломтя.

Кит, наевшись, тихо дремал в углу; Акина тоже была уже сыта. Тиль, Мик и Мина доедали свои порции, стряхивая на землю крошки…

На душе у меня было легко; никогда ещё я не чувствовала себя так уверенно и спокойно. Я знала, что смогу позаботиться о близких, даже если для нас наступят тяжёлые времена. Мне казалось, что нашу семью ждёт счастливое будущее. Но это было не так…

V

Акина умерла поздней ночью, когда все уснули, а наутро заболел Кит. Зная о том, что я приду, Хозяева оставили под деревом кусок отравленного хлеба, – чтобы другим воровать было неповадно. Мы все заболели, отведав его; меня сильно тошнило, и голова у меня кружилась; перед глазами всё плыло, – я была уверена, что умру. Но все мы вскоре выздоровели, а вот Кит – нет. Он лежал на подстилке из соломы, уже похолодевший, а я не понимала, что он мёртв, – мне казалось, его ещё можно спасти.

– Надо вынести мёртвых на улицу и закопать, – сказал папа, который и сам был еле жив после добытого мной отравленного угощения. – Помоги мне, Тиль. И ты тоже, Лита…

Ни слова упрёка, – он понимал, как мне сейчас тяжело…

…Мы с отцом тащили тело старухи Акины вверх по узкому подземному коридору, а мама шла следом за нами и несла лёгкое, почти невесомое тело Кита. Он сильно исхудал за последние дни. Наконец мы поднялись наверх; холодный ветер подул мне в лицо, а свет фонаря, висевшего во дворе хозяйского дома, слепил глаза, – он показался мне ярким, как солнце, и я зажмурилась. Мы оттащили мёртвых подальше, туда, где Хозяева их не найдут, и стали копать, – земля была холодная и влажная, дождь закончился совсем недавно.

Это не были настоящие похороны. Мы просто молча постояли у свежих могил и пошли назад, в наш подземный дом, вдруг показавшийся нам непривычно пустым… Акина рассказывала, что, когда кто-то из Хозяев умирает, они устраивают целое представление: собираются гости, для них готовится вкусная еда, а тела украшают особыми тканями. На могилу бросают цветы, чтобы те умирали: Хозяевам легче, когда они умирают не в одиночестве. У нас всё не так. Нам не нужно умножать смерть, чтобы выразить горе. Мы просто слегка притрусили тела землёй, скрыв их от чужих глаз. Не было ни надгробных речей, ни цветов, – да и самих гробов тоже не было.

…Время, оставшееся до рассвета, тянулось тоскливо и медленно; я лежала на соломе и думала, что никогда больше не увижу Акину, не услышу её рассказов о том, как она жила у Хозяев, и никогда больше она не научит меня новым словам… теперь я вообще ничего не узнаю о жизни на поверхности: некому будет мне рассказать; остались родители, но они сами мало что знают… Внезапно моя рука нащупала в соломе что-то твёрдое. Злосчастный камень Хозяев, – прозрачный жёлтый янтарь, похожий на луну, – попался мне под руку. Он казался таким красивым, а теперь как будто потускнел; сейчас я ненавидела его: ведь это из-за него всё случилось. Если бы я не украла камень, возможно, Хозяева не отравили бы хлеб, кто знает…