Воровка фруктов - [87]

Так и есть: они танцуют под скрипку, потому что они, два члена одной большой семьи, находятся в опасности, а вместе с ними и все семейство, весь клан. Они танцуют под скрипку из фильма Джона Форда «Гроздья гнева», в котором мать и сын, оказавшись в кольце смертельных врагов, точно так же танцуют, чтобы защитить друг друга. И за мать тут танцует девушка? А за сына, – в фильме Генри Фонда, – старый хозяин? Именно так. А девушка тут, которая в этом танце ведет (и как!), защищает, не важно от каких врагов, этого мужчину? Этих мужчин? Так и есть. Так было. Так, наверное, было.

Угрожавшая опасность исходила не извне. Она исходила от молодого человека, который вот только что еще исполнял свой сидячий танец, раскачиваясь на месте, вперед-назад, под музыку своего блюза. Но постепенно он перестал раскачиваться, резко выпрямил спину и начал озираться, всякий раз вертя головой с неподвижными глазами, как вертят головой, озираясь, совы. С чего он начнет? В каком направлении, на кого или на что он бросится, готовый к насилию? На что он накинется в следующую секунду, чтобы уничтожить?

Воровка фруктов знала, что происходит с молодым человеком. Откуда она это знала? Из своих снов, и вообще. Он давно уже хотел расквитаться с миром, с этим миром. И вот теперь настал момент исчезнуть из него навсегда. Удалить себя. Пора мне убираться отсюда. В рай или хотя бы в то светлое место, где Евфрат и Тигр вытекают из рая? Никакого светлого места, ничего, кроме черноты перед глазами и внутри них, – убраться отсюда в вечность, и поскорее, аминь.

А вот чего она еще пока не знала: попытается ли он погубить вместе с собой кого-нибудь еще? Уничтожив себя, уничтожить и ее? ее партнера по хороводу? Всех троих, одним махом? И вот она уже исподволь оглядывает зал в поисках какого-нибудь оружия: на стенах ни сабель, ни мечей, ничего похожего, разве что тени от них в воображении или призраки, угадываемые как в бреду в мерцающих очертаниях языков пламени в камине.

Но потом она поняла: он хотел уйти из этого мира один. Она и хозяин, «гостиничный патрон», они, быть может, еще и существовали где-то, как-то, но не для него. Никто другой больше в счет не шел. Или так: ни на кого другого молодой человек больше рассчитывать не мог. Не было никого, кто был бы за него или против него. Для меня, рядом со мной, у меня под рукой больше никого нет и никогда не было. Где же они все, мне подобные?! так кричал я про себя с давних пор. Куда они подевались, мерзавцы, канальи, трусы, свиньи, висельники, – все мои? Мне скоро исполнится двадцать один – или уже исполнилось? забыл свой собственный возраст… а до меня только сейчас дошло: этих моих, мне подобных, не существует, нигде, – и здесь их нет, даже здесь. Какой я был дурак. Глупый как ночь. Дурак дураком.

И тут она поняла еще кое-что: он медлит. На протяжении еще нескольких взглядов он будет медлить. Он, несомненно, вот-вот совершит задуманное по отношению к себе, после чего навсегда останется лежать тут на полу. Но пока еще он пребывал в нерешительности. В любом случае он не хотел, чтобы все произошло незаметно, где-то в стороне, где-то на улице, под покровом дождливой ночи, ему нужно было, чтобы эта сцена разыгралась здесь, при свете, у всех на глазах, под барабанный бой и звуки труб. И пусть у него будет всего лишь два зрителя: смертоубийство должно было быть явлено миру. Зал «Auberge de Dieppe» тянулся вглубь и упирался в неоштукатуренную стену из крупных каменных глыб – достаточно места для разбега, чтобы проломить себе череп. Или вот еще огонь, полыхающий в камине, можно взять со стола оставленную бутылку с оливковым маслом и облить себя…

И вот уже воровка фруктов сдернула молодого человека с табурета и вовлекла его в танец. Он сам не знал, как это произошло, но когда он заглянул в глаза другим, он все понял. Ему хотелось плакать. Наконец-то ему захотелось именно этого, только этого. Он не заплакал. Ему хватило того, что у него возникло такое желание. Ему захотелось поцеловать даме руку, обе руки. Он не стал целовать эти руки. Ему хватило того, что у него возникло такое желание. Они танцевали теперь втроем, обхватившись, и забыли о том, что только что было, забыли и о промоченных во время прогулки под проливным дождем ногах в башмаках, которые все еще были сырыми.

Хозяин разрешил обоим самостоятельно выбрать себе комнаты на верхних этажах, а сам удалился. До того он подбросил еще пару полешек в камин. Его постояльцы еще долго сидели у огня, от тепла которого обувь сохла быстрее. Молодой человек спросил воровку фруктов, как она узнала, что с ним было. Она ответила: «Я знала». Он удивился, но не полученному ответу, а тому, как он сейчас осознал, что за все время совместного путешествия у них впервые получилось нечто вроде диалога. Ему нестерпимо хотелось присоединить к своей следующей фразе ее имя, имя, которое она дала себе на прошедший день, но он так устал, что оговорился и вместо «Алексия» сказал «Алисия», она же на это ответила, что если ей понадобится на следующее утро и следующий день имя, то лучшего не найти, оно будто создано для того, чтобы выкрикивать его на просторах.