Ворошиловский стрелок - [3]

От ее прощальных слов я отрезвел окончательно, причем вдруг заново стал ясно чувствовать цвет; в глазах у меня аж позеленело. Мне померещилось, что я забрел далеко в незнакомый дремучий лес.

Есть в Мытищах стрельбище "Динамо", это в лесу, прямо рядом с нашей дачей. Стрельбы там проходят почти каждый день, а чаще в воскресенье. Естественно, во время стрельбы из посторонних никого близко к территории не подпускают. но как только заканчивается сеанс, со всей округи сбегаются пацаны и непонятно каким образом как мышки просачиваются на территорию собирать на пули. У моего сына была целая коллекция пуль, эдакий мини-музей боевой славы: от автомата Калашникова, карабина Симонова, пистолета Макарова, винтовки Мосина и проч.

Естественно, сама идея бить стекла - порочная, но стреляя, мой сорванец и не подозревал в чью квартиру он попадет, просто именно эти два окна были ему очень удобны, они расположены прямо напротив нашего балкона. Интересно, а почему же не было стрельбы ни в субботу, ни в воскресенье? Был взят своеобразный двухдневный тайм-аут, потому что у девятилетнего снайпера кончились пули и он в субботу после школьных занятий срочно выехал на стрельбище в Мытищи за боеприпасами на всю неделю. Как выяснилось три ближайшие школы Ворошиловского района всеми пулями снабжал именно мой сын. Он их менял на жвачки, маленькие коллекционные автомобили, плакаты с рок-музыкантами, шариковые ручки и т.д.

Наша квартира превратилась в нечто, напоминающее теперешний пункт обмена валюты. Особенно в последнее время к нам в дом стала ходить целая армия школьников со второго по пятый класс, а телефон просто разрывался от звонков, как в Смольном. Никакого подозрения у нас в семье это не вызывало, наоборот, нам где-то даже было приятно, что у нас растет такой дружелюбный и общительный сын. И вот, во что это все вылилось: стрельба, обыск, милиция... А милиция долго не заставила себя ждать.

События развивались молниеносно. Буквально в тот же день получаю повестку: "Просьба, завтра, 13 апреля 1981 года (самое смешное, что это день моего рождения) явиться в 32-ое отделение милиции Ворошиловского района г.Москвы, 2 этаж, детская комната, старший инспектор капитан Степанова Валерия Сергеевна. Дело в том, что меня в мои сорок семь лет, первый раз в жизни вызывали в милицию, и я так нервничал и так был напряжен, что даже приблизительно не представлял как мне себя там нужно вести. Казалось, что меня арестовывают, причем на длительный срок, и я даже предусмотрительно подумал о смене чистого белья и сухом пайке. С другой стороны, это очень даже пикантно, день своего рождения провести в детской комнате милиции.

Поднимаюсь на второй этаж, капитан представила мне пострадавшего, генерала Бородина. Федор Константинович без особого уважения протянул мне руку. Он был в военной форме и при всех орденах. Первое впечатление: ему хотелось, чтобы весь мир был морально затянут в мундир и держался по стойке "смирно".

Генерал, глядя в упор, строго по-венному, обратился ко мне, буквально отчеканивая каждую фразу:

- В вашей квартире у сына обнаружен склад пуль, которые он, не без корысти, нелегально распространял среди сверстников. Ведь это длилось не день и не два, это продолжалось месяцами. И я никогда не поверю, что вы, родители, всего этого не замечали. Я считаю, что и школа и милиция должны самым серьезнейшим образом оценить это событие. И виновники должны понести самое тяжелейшее наказание: родители - за халатность, а сын - за стрельбу из рогатки и распространение боеприпасов. Ведь именно с такого опасного возраста начинается созревание наемных убийц.

И генерал слегка улыбнулся, с таким выражением, как будто говорил: "Вы имеете полное право мне не верить, и даже мне совершенно все равно, верите ли вы или нет, но вы не имеете права мне это".

Я, сначала неохотно, но затем все более и более оживляясь начал излагать всю предысторию появления в доме автоматных и пистолетных пулек. Мое оправдание выглядело примерно, как бездарная контрольная работа по литературе весьма посредственного пятиклашки. Я взвешивал буквально каждое слово, прекрасно понимая, что Федор Константинович - человек, которому побоишься солгать; он своим насторожившимся, как бы из темноты, нацелившимся взором стрелка, следил за каждой моей попыткой уклониться от правды. В его лице чувствовалось упорство и строгости всей натуры; это был не славный седой старичок, ставший в старости кротким и обходительным, это был твердый, неумолимый человек, который никогда не согласен обманываться. К тому же свои эмоции он умел сдерживать. неприятное впечатление от моего оправдания, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по лицу генерала и исчезло. Он не высказал ни малейшего интереса к моему рассказу как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, два раза неожиданно прервал меня. У него был вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других.

Сухо попрощавшись, он вышел из кабинета.

Оставшись наедине с капитаном и придя в себя от напряженной встречи с сильной личностью, я стал извиняться за свое вчерашнее хамское поведение. Лицо Валерии Сергеевны нахмурилось, губы ее дернулись и слегка задрожали, но она ничего не ответила. Только сейчас я обратил внимание, что милицейская форма ей страшно шла, не знаю кто мог ей посоветовать идти работать в милицию, если только близкая подруга. Неожиданно мягким голосом, она вдруг произнесла: