Воронята - [44]

Блу двигалась туда, где сидел Гэнси, она поймала проблеск его машины у обочины, вспышка невозможно оранжевого, типа того оранжевого, которым, наверное, Орла красит ногти. Это было точно не то, что, она ожидала, будет водить Аглионбайский парень — они любили новые блестящие вещи, а эта была старой блестящей вещью — но, тем не менее, это была стопудово машина вороненка. И только тогда Блу ощутила, что все происходит слишком быстро, чтобы она могла их постичь. Было что-то странное и сложное во всех этих парнях, как думала Блу — такое странное и сложное, каким странным и сложным был журнал. Их жизни были так или иначе сплетены, и ей каким-то образом удалось сделать что-то, чтобы сунуться на самый край этого. Было ли это сделано в прошлом или будет сделано в будущем, казалось неважно. В этой комнате, с Морой, Кайлой и Персефоной, время казалось окружностью.

Она остановилась перед Гэнси. Так близко она снова смогла поймать его запах, и это заставило сердце Блу биться неровно.

Гэнси смотрел вниз на перемешиваемую ею колоду карт. Когда она видела его таким, изгиб его плеч, затылок, она пронзительно вспомнила его дух, мальчика, в которого она боялась влюбиться. Та тень не имела легкости, освежающей уверенности этого вороненка напротив нее.

«Что с тобой произошло, Гэнси?» задавалась она вопросом. «Когда ты превратился в этого человека?»

Гэнси поднял на неё глаза, между бровей у него пролегла складка.

— Не знаю которую выбрать. Ты не могла бы выбрать какую-нибудь для меня? Может получиться?

Угловым зрением Блу видела, как Адам заерзал на стуле, хмурясь.

Персефона ответила позади Блу:

— Если хочешь этого.

— Это о намерении, — добавила Мора.

— Я хочу, чтобы ты это сделала, — сказал он. — Пожалуйста.

Блу ощупывала карты на столе, они свободно скользили, подходя к концу. Она позволила пальцам порхать над ними. Однажды Мора говорила ей, что правильные карты иногда ощущаются теплее или звенят, как колокольчики, когда подносишь к ним пальцы. Для Блу, конечно, все карты были схожи. Тем не менее, одна выдвинулась дальше остальных, и она ее выбрала.

Когда она ее перевернула, то позволила себе беспомощно рассмеяться.

Картинка с чашами смотрела на Блу с ее собственным лицом. Такое чувство, будто кто-то смеялся над ней, но ей некого было винить за выбор карты, кроме себя самой.

Как только Мора увидела это, ее голос стал тихим и отдаленным.

— Не эту. Выбери другую.

— Мора, — мягко возразила Персефона, но Мора просто махнула рукой, заставляя замолчать.

— Другую, — настаивала она.

— Что не так с этой? — поинтересовался Гэнси.

— На ней энергия Блу, — сказала Мора. — Значит, она не может быть твоей. Тебе нужно выбрать самому.

Персефона двигала губами, но так и ничего не сказала. Блу заменила карту и перетасовала карты на столе с меньшей драмой, чем до этого.

Когда она предложила карты ему, Гэнси отвернулся, будто выбирал выигрышный билет в лотерее. Его пальцы задумчиво перебирали края карт. Он выбрал одну, затем перевернул ее, чтобы показать присутствующим в комнате.

Это была карта с чашами.

Он посмотрел на лицо на карте, а затем на лицо Блу, и Блу знала, что он увидел сходство.

Мора наклонилась и выдернула карту из его пальцев.

— Возьми другую.

— Теперь почему? — спросил Гэнси. — Что неправильно с этой картой? Что она означает?

— Ничего неправильного, — ответила Мора. — Она не твоя.

Сейчас, в первый раз, Блу видела краешек истинную досаду на лице Гэнси, и это заставило его ей понравиться немного больше. Возможно, было что-то под внешним видом вороненка. Легкомысленно Гэнси вытянул другую карту, ясно с этим покончив. Помахав, он перевернул карты и хлопнул ею по столу.

Блу сглотнула.

Мора произнесла:

— Это твоя карта.

На карте на столе был изображен черный рыцарь на белом коне. Шлем рыцаря был снят, так что было очевидно, что его лицо оказалось лысым черепом с пустыми впадинами для глаз. Солнце садилось за ним, и под копытами лошади лежал труп.

За окнами позади них ветер шептался с деревьями.

— Смерть, — прочитал Гэнси внизу карты. Это не прозвучало удивленно или встревоженно. Он просто прочел это слово так, будто бы прочитал «яйца» или «Цинциннати»[24].

— Отличная работа, Мора, — заявила Кайла. Ее руки были крепко скрещены на груди. — Ты собираешься толковать это ребенку?

— Возможно, мы должны возвратить ему деньги, — предложила Персефона, несмотря на то, что Гэнси еще не заплатил.

— Я думал, экстрасенсы не предсказывали смерть, — спокойно сказал Адам. — Я слышал, что карта смерти — это только символ.

Мора. Кайла и Персефона издали неопределенные шумы. Блу, предельно уверенная в правдивости судьбы Гэнси, почувствовала себя плохо. Аглионбайский парень или нет, он был всего лишь ее ровесник, и, очевидно, у него были друзья, которые о нем заботились, и жизнь, которая включала в себя очень оранжевый автомобиль, и было отвратительно знать, что он умрет в течение менее двенадцати месяцев.

— Вообще-то, — произнес Гэнси. — Меня это не волнует. — Каждая пара глаз в комнате смотрела на него, пока он за кончик держал карту и изучал ее. — Я имею в виду, что карты — вещь очень интересная, — продолжил он. Он сказал «карты — вещь очень интересная» так, как кто-нибудь сказал бы «интересное» про очень странный пирог, который не хотелось бы заканчивать. — Я бы не хотел обесценивать то, что вы делаете. Но я, правда, пришел сюда не за тем, чтобы узнать о своем будущем. Я вполне нормально открою его для себя сам. — Он бросил быстрый взгляд на Кайлу, очевидно, понимая, что прогуливается по хорошей линии между «вежливо» и «Ронаном». — На самом деле я пришел, надеясь задать вопрос об энергии, — говорил Гэнси. — Я знаю, вы в работе имеете дело с энергией, а я пытаюсь найти энергетическую линию, которая, я думаю, рядом с Генриеттой. Вы знаете что-нибудь о ней?