Воронята - [31]

Блу ужасно любила своего отца, учитывая, что она его никогда не встречала.

Где-то в глубине дома закрылась дверь, и затем было еще немного ночной тишины, которую сложно разрушить. Спустя долгое время Блу дотянулась до пластикового короба, который служил ей ночным столиком, нашла журнал. Она положила руку на прохладную кожу. Поверхность была похожа на свежую, гладкую кору бука, растущего за домом. Как тогда, когда она касалась бука, она почувствовала одновременно обнадеженной и тревожащейся, успокоенной и приведенной в действие.

Генриетта ничего себе местечко, сказала Нив. И журнал был, похоже, с ней согласен. Местечко для чего, она не знала.

Блу и не думала обратно засыпать, но все-таки он заснула, на еще один час и двадцать минут. И разбудил её не будильник. Разбудила её единственная мысль, которая взбудоражила её разум:

Сегодня день, когда придет Гэнси за своим толкованием.

Втянутая в распорядок дня подготовки к школе, беседа между Морой и Нив казалась более банальной, чем это прежде. Но журнал был все еще — волшебным. Сидя на краешке своей кровати, Блу коснулась одной из цитат.

«Король всё еще спит, у подножья горы, а вокруг него собрались его воины и стада его и богатства. В его правой руке кубок, наполненный возможностью. К его груди прижимается меч, в ожидании тоже, когда же разбудят его. Посчастливится той душе, кто найдет короля и окажется храбр, чтоб пробудить того и призвать ото сна. Король того смелого наградит по заслугам его и дар будет настолько дивен, что не в силах представить его смертный».

Она закрыла страницы. Было такое чувство, будто внутри неё было нечто большее, что ужасно любопытная Блу, вот-вот скинет оковы разумной Блу, которая её всегда удерживала. Долгое время она так и сидела, держа журнал на коленях, а ладони, сложив на его прохладной обложке.

Награда.

Если бы её могли наградить, что она бы попросила? Не должна больше волноваться о деньгах? Знать, кем был ее отец? Путешествовать по миру? Видеть, что видела ее мать?

И снова у неё в голове прозвенел звоночек:

Сегодня день, когда придет Гэнси за своим толкованием.

На кого он будет похож?

Возможно, если бы она оказалась перед спящим королем, она бы попросила бы его оставить Гэнси жизнь.

— Блу, надеюсь, что ты не спишь! — прокричала Орла снизу.

Блу нужно было скоро выходить, если она собиралась приехать на велике на занятия вовремя. В течение нескольких недель, это будет очень жаркая дорога.

Может ей испросить спящего короля машину.

Как бы мне хотелось, прогулять сегодня занятия.

Не то, чтобы у Блу было всё так ужасно в школе, просто у неё было такое чувство, вроде как… она находиться постоянном в режиме ожидания. И не то, чтобы над ней издевались, у неё заняло не так много времени, чтобы выяснить, что она странная, даже больше, чем она сама считала (с самого начала, чем больше она давала понять другим детям, что она не такая как они, тем меньше к ней цеплялись). Но факт был в том, что к тому времени, как она добралась до средней школы, лозунг: «я странная и горжусь этим» стал крутым. И свалившаяся на неё внезапная клёвость, могла помочь Блу обзавестись любым количеством друзей. И она старалась из-за всех сил. Но вся проблема со «странностью» была в том, что все остальные были нормальными.

Поэтому, в итоге, её близкими друзьями осталась её семья, школа осталась тяжкой ношей, и Блу в тайне надеялась, что где-то в мире, жили такие же странные люди как и она. Даже, если таковых и нет в Генриетте.

Возможно, думала она, что Адам был таким же странным.

— БЛУ! — вновь проорала Орла. — ШКОЛА!

Блу быстро прижала к груди журнал и направилась к двери в конце коридора, выкрашенной в красный цвет. По дороге она должна была пройти мимо Телефонной/Швейной/Кошачий Комнат и отчаянное сражение за ванную. Комната за красной дверью принадлежала Персефоне, одной из двух лучших подруг Моры. Дверь была приоткрыта, но Блу, тем не менее, тихонько постучалась. Персефона была плохой, но жизнедеятельной засоней; её полуночные выкрики и ночное шарканье ног, гарантировали, что ей никогда не придется делить с кем-нибудь комнату. И это так же означало, что она могла спать когда ей заблагорассудиться и Блу не хотелось её будить.

Персефона тоненьким голоском с придыханием, сказала:

— Доступно. То есть открыто.

Толкнув дверь, Блу обнаружила Персефону, сидящей за карточным столом, около окна. Сразу же и чаще всего люди припоминали персефонины волосы: длинная, волнистая светлая грива, которая струилась по спине, доставая до её бедер. Если им довелось увидеть её волосы, они порой и припоминали её платья — тщательно продуманные, созданные из лёгкого тонкого материала или чудаковатые комбинезоны. И если они прошли мимо всего этого, их бы не на шутку растревожили её глаза, истинно зеркальная чернота, со зрачками скрытыми во тьме.

В настоящее время Персефона держала карандаш в странном, на манер ребенка, захвате. Когда она увидела Блу, она нахмурилась, отчего все черты её лица заострились.

— Доброе утро, — сказала Блу.

— Доброе утро, — эхом откликнулась Персефона. — Еще слишком рано. Мои слова не работают, так что я просто использую многие из тех, что работают для тебя, насколько это возможно.