«Вороново крыло» - [51]

Затем произнес речь сэр Джордж Трам, в ответ на тост Слэнга, провозглашенный в его честь. Его речь сводилась примерно к тому же, что и речь мистера Уокера: каждый из этих двух джентльменов старался поставить себе в заслугу, что именно он, а не кто-либо другой, дал музыкальное образование миссис Уокер. В заключение он объявил, что неизменно будет относиться к ней как к своей духовной дочери, и до конца жизни будет любить и лелеять ее. Совершенно очевидно, что сэр Джордж находился в этот вечер в необыкновенно приподнятом состоянии духа, и если бы не такой триумф, ему, по возвращении домой, непременно досталось бы от его супруги.

Благодарственная речь Муллигана, автора либретто «Невеста разбойника», была, надо признаться, до невозможности скучной. Казалось, ей и конца не будет, в особенности когда он приступил к ирландскому вопросу, который по какой-то непонятной причине оказался теснейшим образом связанным с интересами музыки и театра. Даже хористы не проявили к ней должного внимания, хотя она исходила из уст снискавшего всеобщее одобрение автора застольных, любовных и военных песен, исполненных ими в этот вечер.

«Невеста разбойника» долго не сходила со сцены. Хоровые песни из нее были подхвачены шарманщиками, а арии Морджианы «Роза на моем балконе» и «Молния над водопадом» (речитатив и сцена) распевались всеми; авторский же гонорар сэра Джорджа Трама достиг таких размеров, что он отважился заказать гравюры со своего портрета, которые еще по сей день можно видеть в нотных лавках. Не многие, я думаю, приобрели экземпляры этой мало кому доступной гравюры, продававшейся по две гинеи за штуку; но зато у всех молодых банковских клерков, у всех беспутных студентов висели на стенах портреты «Воронова крыла»: в роли Биондетты («Невеста разбойника»), Зелимы («Свадьба в Бенаресе»), Барбарески («Тобольский рудник») и во всех других ее знаменитых ролях. В последней же из вышеупомянутых ролей Морджиана появлялась спасать своего отца из тюрьмы в костюме улана и была так неотразима в панталонах и желтых сапогах, что Слэнг решил немедленно поручить ей роль капитана Макхита, из-за чего и рассорился с Морджианой.

Вместо Морджианы Слэнг принял в театр Снукса, укротителя носорогов с целым стадом диких буйволов. Они имели бешеный успех. После первого представления Слэнг устроил ужин, на котором опять все прослезились, а на следующий день в актерской комнате было решено, как обычно, преподнести блюдо Адрльфусу Слэнгу, эсквайру, за его выдающиеся заслуги в области драматического искусства.

В инциденте с капитаном Макхитом мистер Уокер считал, что его жена должна уступить Слэнгу, но тут Морджиана впервые не подчинилась мужу и ушла из театра. Когда же Уокер, нуждаясь в деньгах, стал, по обыкновению, клясть ее за потрясающий эгоизм и равнодушие к его интересам, она залилась слезами и заявила, что за целый год истратила на себя и на малютку не больше двадцати гиней, что ее театральным портнихам до сих пор не заплачено и что она ни разу не спросила его, сколько потратил он на мерзкую французскую фигурантку.

Все это было чистейшей правдой, за исключением французской фигурантки. Уокер, господин и повелитель, получал все зарабатываемые Морджианой деньги и распоряжался ими как подобает джентльмену. Он устраивал весьма изысканные обеды в небольшом домике близ Риджент-парка (мистер и миссис Уокер жили на Грин-стрит рядом с Гровнер-сквер), он довольно крупно играл в «Риджент-клубе», но что касается французской фигурантки, то миссис Уокер сильно заблуждалась: с этой особой капитан давно уже расстался, и теперь домик в Сент-Джонс-Вуде занимала мадам Долорес де Трас ос Монтес.

Но если капитана и можно было упрекнуть в кое-каких мелких проступках подобного рода, зато когда его жена уезжала в провинцию, он был самым внимательным мужем: он заключал за нее все контракты и, пока не получал вперед всех гонораров до последнего шиллинга, не разрешал ей взять ни одной ноты. Таким образом, он оберегал ее от надувательств со стороны антрепренеров и устроителей концертов, которые неминуемо злоупотребляли бы ее покладистым характером. Чета Уокеров всегда путешествовала в карете, запряженной четверкой, и во всех крупных гостиницах Англии Уокера просто боготворили. Лакеи стремглав бросались на его звонок. Горничные уверяли, что он большой проказник, и совсем не находили его жену такой уж писаной красавицей; а хозяева гостиниц предпочитали его любому герцогу, ибо он платил по их счетам, не глядя, да оно и понятно, ведь его годовой доход в ту пору составлял около четырех тысяч.

Юный Вулси Уокер был отдан в школу доктора Уопшота, откуда, после многочисленных переговоров и требований со стороны доктора об уплате за его полугодовое содержание и после нескончаемых жалоб мальчика на скверное обращение, его забрали и поручили попечению преподобного мистера Порки в Тернхем-Грине, счета которого оплачивает крестный отец мальчика, ставший теперь главой фирмы «Вулси и К°».

Будучи истинным джентльменом, мистер Уокер по-прежнему отказывается принимать у себя портного, хотя до сих пор, насколько мне известно, не отдал ему денег, которые грозился вернуть; но ввиду того, что капитан редко бывает дома, портной может приходить на Грин-стрит когда ему только заблагорассудится. Вместе с миссис Крамп и миссис Уокер он нередко отправляется в омнибусе до Брендфорда, прихватив с собой пирог для маленького Вулси, которому портной намеревается оставить все свое состояние.