Воронка - [15]

— Я… мне некуда спешить. Можно я еще тут побуду?

— Ты из дома убежала? — В голосе Павла зазвенело легкое раздражение. — А мама волноваться не будет?

Девушка снова опустила глаза. Потом вдруг сказала:

— Я могу заплатить. Мне надо на время спрятаться.

А вот этого Паша и вовсе не любил! В таких вот фразочках многое упрятать можно: и желание придать себе немного криминальной таинственности, и спекуляцию на сочувствии, и ловушку для идиота, вдруг возомнившего себя Ланселотом.

— Если у тебя проблемы — иди в милицию, — посоветовал он мрачно. — Извини.

Она вновь посмотрела на него с тем же самым выражением и вдруг заговорила сумбурно, неубедительно, пытаясь в двух словах рассказать какую-то путаную историю:

— Я все понимаю, у меня нет иллюзий. Мне придется вернуться, все равно ведь найдет… И нет никакого выбора. Ох, проснуться бы и начать все заново! Просто жить, просто по улицам ходить…

По мере развития «сюжета» Паша чувствовал как нарастает в груди раздражение, а в голове тягучая боль. Девушка уже представлялась ему яркой представительницей породы отпетых грузчиц. Встречались ему такие еще во времена службы. Грузчицы чаще всего прикрывали немыслимыми и намеренно запутанными речами свои реальные интересы. Одна такая была воровкой, другая — мошенницей. Но попадались и совсем туманные экземпляры — наркоманки или дурные от скуки жены богатых мужей. Вот именно к последнему типу и отнес Паша свою новую знакомую.

А она все говорила, нервно помахивая рукой с потухшей сигаретой:

— …И мне даже не страшно, а только муторно от всего этого! Я лучше всех понимаю, как это происходит… Просто ты слушаешь его, вроде бы знаешь, что он тебя за нос водит, а потом — хоп! Ты уже полностью с ним согласен, делаешь, что он говорит и хочешь только, чтобы он еще…

— Погоди, — перебил ее Паша. Он уже допил свой кофе и теперь во рту высыхал вкус дешевой растворимой бурды, сладкий и горелый. Этот вкус надо было смыть чем-нибудь более горячим. Он равнодушно сказал: — Мне нет никакого дела до всех этих подробностей. Пойди к своим друзьям — подругам, отсидись у них. Я здесь не при чем. У меня своя жизнь.

И тут, к вящему раздражению жаждущего Пашки, зазвонил дверной звонок. Он сразу решил, что это Ежевика и пришла она, как всегда, со своим любопытством и тарелкой горячих пирожков. Визиты подруги детства всегда сопровождались ненужной болтовней и бессмысленными выводами. Сам Паша, вполне искренне любя Вику Ежову, предпочел бы держаться от нее подальше. Предпочел бы держаться подальше от всех, с кем был знаком «до».

Он открыл дверь, намереваясь перехватить тарелку с нарисованными воображением голодного желудка пирожками, и не пустить саму благодетельницу в свое логово. Однако в дверном проеме вместо маленькой Ежевики стояли два крупных мужика в одинаково элегантных серых пальто. Паша только и успел мяукнуть: «Вам ко…», как его решительно задвинули входной дверью в узенький коридорчик, а потом и вовсе ухватили за шиворот.

— Где Ника? — спросил один из мужчин, — Бармен сказал, что она ушла с тобой!

— Кто? — хрипло переспросил Пашка. Инстинкты человека, побывавшего в мордобойных ситуациях не единожды, подсказали не сопротивляться.

— Жена моя где?

Из кухни в комнату метнулась отчаянная светловолосая фигура. Мужики бросили Пашку и рванули за ней. Паша потряс головой и пошел к месту действия. Там разворачивалась целая мелодрама. Гостья Павла, белая как полотно и натурально стучащая зубами, забилась в угол, а посетители наступали на нее, выговаривая в два голоса:

— Немедленно возвращайся домой! Ты с ума сошла, что сбежала. Знаешь, что тебе за это будет?!

Внезапно девушка вскочила на ноги. Паша с изумлением заметил, что она направляется к окну. Неужели, собирается выпрыгнуть? Седьмой этаж! Она что же, забыла где находится?

Впрочем, пересечь комнату Нике не удалось. Один из мужчин ловко преградил ей путь она, вскрикнув, приостановилась и тогда он ударил ее наотмашь по лицу. Девушка отлетела на добрых два шага, с силой ударившись о стену, безвольно стекла на пол. На выцветших обоях осталось кровавое пятно, смазанное вниз.

— Эй! — остерегающе окликнул Павел. — Вы убьете ее! Нельзя же так!

Ударивший Нику ничего хозяину квартиры не ответил. Он аккуратно подобрал полы своего пальто склонился над ней, лежащей будто тряпичная кукла, с лицом, облитом кетчупом.

— Ничего, — сказал он, поднимая ее на руки. — Отойдет!

Второй тип в сером пальто обернулся на Пашину гневную реплику.

— Вы простите нас… — сказал он совершенно иным, крайне вежливым и деликатным тоном. — Можно вас на пару слов?

Паша не мог оторвать глаз от безвольной женской руки, болтавшейся на весу и такой маленькой, что казалось будто принадлежит она ребенку, а не взрослой женщине. Он и сам не знал, что сейчас чувствует. Вроде бы его возмутила эта грубая и беспощадная расправа и, кажется, ему неприятно, что такое случилось в его квартире. Но, в сущности, какое ему дело? Эта Ника и самому Паше показалась весьма и весьма странной особой. Говорит что-то несуразное, несусветное. Ему нужно глотнуть алкоголя, необходимо позарез, его уже кошмарит от всей этой накипи!