Воронцов - [55]

С начала июля Пушкин стал жить в Одессе. До него, вероятно, дошло известие о назначении М. С. Воронцова генерал-губернатором Новороссийского края. Но он и не подозревал, что с этим назначением изменится и его жизнь. В судьбу поэта вмешались князь П. А. Вяземский и А. И. Тургенев.

П. А. Вяземский и А. И. Тургенев, давние друзья А. С. Пушкина, решили воспользоваться назначением М. С. Воронцова генерал-губернатором Новороссии для облегчения участи поэта. Они боялись, что смелые речи Пушкина, которыми он грешил, живя в Кишиневе, могли привести к ссылке в Сибирь, а любая очередная дуэль поэта могла закончиться трагически. Спасением для Пушкина, посчитали они, может стать переход в подчинение к М. С. Воронцову. Ведь им были хорошо известны либерализм и образованность генерал-губернатора Новороссии, его внимательное отношение к подчиненным.

В начале мая А. И. Тургенев, живший в Петербурге, писал П. А. Вяземскому в Москву: «Граф Воронцов сделан Новороссийским и Бессарабским генерал-губернатором. Не знаю еще, отойдет ли к нему и бес арабский!»4 На что Вяземский отвечал: «Говорили ли Вы Воронцову о Пушкине? Непременно надобно бы ему взять его к себе. Похлопочите, добрые люди! Тем более, что Пушкин точно хочет остепениться, а скука и досада — плохие советники»5.

Вскоре Тургенев сообщил Вяземскому: «Я говорил с Нессельроде и с графом Воронцовым о Пушкине. Он берет его к себе от Инзова и будет употреблять, чтобы спасти его нравственность, а таланту даст досуг и силу развиться»6. До получения этого письма от Тургенева Вяземский все беспокоился: «С Воронцовым говорено ли о Пушкине и какой ответ?»7

15 июня 1823 года Тургенев написал Вяземскому: «О Пушкине вот как было. Зная политику и опасения сильных мира сего, следовательно и Вор<оронцова>, я не хотел говорить ему, а сказал Нессельроде в виде сомнения, у кого он должен быть: у Воронцова или Инзова. Граф Н<ессельроде> утвердил первого, а я присоветовал ему сказать о сем Воронцову. Сказано — сделано. Я после и сам два раза говорил Воронцову, истолковал ему Пушкина и что нужно для его спасения. Кажется, это пойдет на лад. Меценат, климат, море, исторические воспоминания — все есть; за талантом дело не станет, лишь бы не захлебнулся»8.

М. С. Воронцов дал согласие на перевод опального Пушкина в его подчинение по разным причинам. Во-первых, он любил, чтобы его сослуживцы были людьми талантливыми или хотя бы со способностями. Во-вторых, он помнил, что его двоюродный дед М. И. Воронцов покровительствовал М. В. Ломоносову, а родной дядя А. Р. Воронцов был, как отмечалось выше, другом А. Н. Радищева и много сделал для облегчения его участи после ареста и ссылки в Сибирь. И, наконец, он не мог не знать, что его двоюродный дядя А. И. Воронцов был крестным отцом Пушкина и что через него род Воронцовых породнился с родом Пушкиных.

22 июля Пушкин узнал от М. С. Воронцова, что переходит в его подчинение. Начался одесский год жизни поэта, сыгравший немаловажную роль в его дальнейшей судьбе.

Весьма вероятно, что до разговора с А. И. Тургеневым М. С. Воронцов мало что знал о Пушкине и о его творчестве. Ведь до переезда в Одессу он не жил подолгу на одном месте, а поэтому новости о культурной жизни страны доходили до него не полностью и с опозданием. А Пушкин услышал впервые о подвигах М. С. Воронцова в Отечественной войне 1812 года еще во время учебы в Лицее. За прошедшие с тех пор десять с лишним лет из рассказов своих друзей и приятелей, из газетных и иных сообщений поэт узнал многое о своем будущем начальнике.

Пушкин с юных лет мечтал о военной карьере. Он дважды пытался определиться на военную службу, но так и не смог добиться желаемого. Однако всю жизнь испытывал глубокое уважение к военному братству. И. П. Липранди писал: «Александр Сергеевич всегда восхищался подвигом, в котором жизнь ставилась, как он выражался, на карту. Он с особенным вниманием слушал рассказы о военных эпизодах; лицо его краснело и изображало жадность узнать какой-либо особенный случай самоотвержения; глаза его блистали, и вдруг часто он задумывался. Не могу судить о степени его славы в поэзии, но могу утвердительно сказать, что он создан был для поприща военного, и на нем, конечно, он был бы лицом замечательным; но, с другой стороны, едва ли к нему не подходят слова императрицы Екатерины И, сказавшей, что она „в самом младшем чине пала бы в первом же сражении, на поле славы“»9. А поэтому при знакомстве с М. С. Воронцовым, о героизме и военных подвигах которого продолжали ходить легенды, Пушкин не мог не отнестись к нему с искренним восхищением и глубоким уважением. Можно с уверенностью сказать, что до встречи с Михаилом Семеновичем Пушкину не приходилось находиться в близких отношениях со столь выдающейся личностью.

Ни в одной биографии Пушкина не говорится о том, с каким уважением должен был отнестись Пушкин к М. С. Воронцову. Напротив, многие исследователи согласны с Т. Г. Цявловской, которая пишет, что «с самого начала службы Пушкина при Воронцове поэту стала ясной невозможность каких бы то ни было отношений с новым начальником»10. М. С. Воронцов, говорят пушкинисты, не выполнил обещания, данного им А. И. Тургеневу, — не предоставил Пушкину условий, необходимых для развития его таланта. Пушкин, писал В. И. Кулешов, «сразу почувствовал, что Воронцов видит в нем только мелкого чиновника своей канцелярии, да еще поднадзорного»11.