Ворон (в разных переводах) - [4]

Тот, кто Ворона увидел, – не спасется никуда,

Ворона, чье имя:

«Никогда».

Говорил он это слово так печально, так сурово,

Что, казалось, в нем всю душу изливал; и вот, когда

Недвижим на изваяньи он сидел в немом молчаньи,

Я шепнул: "Как счастье, дружба улетели навсегда,

Улетит и эта птица завтра утром навсегда".

И ответил Ворон:

«Никогда».

И сказал я, вздрогнув снова:

"Верно молвить это слово

Научил его хозяин в дни тяжелые, когда

Он преследуем был Роком, и в несчастье одиноком,

Вместо песни лебединой, в эти долгие года

Для него был стон единый в эти грустные года -

Никогда, – уж больше никогда!"

Так я думал и невольно улыбнулся, как ни больно.

Повернул тихонько кресло к бюсту бледному, туда,

Где был Ворон, погрузился в бархат кресел и забылся…

"Страшный Ворон, мой ужасный гость, – подумал я тогда -

Страшный, древний Ворон, горе возвещающий всегда,

Что же значит крик твой:

«Никогда»?

Угадать стараюсь тщетно; смотрит Ворон безответно.

Свой горящий взор мне в сердце заронил он навсегда.

И в раздумьи над загадкой, я поник в дремоте сладкой

Головой на бархат, лампой озаренный. Никогда

На лиловый бархат кресел, как в счастливые года,

Ей уж не склоняться – никогда!

И казалось мне: струило дым незримое кадило,

Прилетели Серафимы, шелестели иногда

Их шаги, как дуновенье:

"Это Бог мне шлет забвенье!

Пей же сладкое забвенье, пей, чтоб в сердце навсегда

Об утраченной Леноре стерлась память – навсегда!..

И сказал мне Ворон:

«Никогда».

"Я молю, пророк зловещий, птица ты иль демон вещий,

Злой ли Дух тебя из Ночи, или вихрь занес сюда

Из пустыни мертвой, вечной, безнадежной, бесконечной, -

Будет ли, молю, скажи мне, будет ли хоть там, куда

Снизойдем мы после смерти, – сердцу отдых навсегда?"

И ответил Ворон:

«Никогда».

"Я молю, пророк зловещий, птица ты иль демон вещий,

Заклинаю небом. Богом, отвечай, в тот день, когда

Я Эдем увижу дальней, обниму ль душой печальной

Душу светлую Леноры, той, чье имя навсегда

В сонме ангелов – Ленора, лучезарной навсегда?"

И ответил Ворон:

«Никогда».

"Прочь! – воскликнул я, вставая, демон ты иль птица злая.

Прочь! – вернись в пределы Ночи, чтобы больше никогда

Ни одно из перьев черных, не напомнило позорных,

Лживых слов твоих! Оставь же бюст Паллады навсегда,

Из души моей твой образ я исторгну навсегда!"

И ответил Ворон:

«Никогда».

И сидит, сидит с тех пор он там, над дверью черный Ворон,

С бюста бледного Паллады не исчезнет никуда.

У него такие очи, как у Злого Духа ночи,

Сном объятого; и лампа тень бросает. Навсегда

К этой тени черной птицы пригвожденный навсегда, -

Не воспрянет дух мой – никогда!

Ворон Перевод Константина Бальмонта (1894)

Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,

Над старинными томами я склонялся в полусне,

Грезам странным отдавался, – вдруг неясный звук раздался,

Будто кто-то постучался – постучался в дверь ко мне.

"Это, верно, – прошептал я, – гость в полночной тишине,

Гость стучится в дверь ко мне".

Ясно помню… Ожиданье… Поздней осени рыданья…

И в камине очертанья тускло тлеющих углей…

О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответа

На страданье без привета, на вопрос о ней, о ней -

О Леноре, что блистала ярче всех земных огней, -

О светиле прежних дней.

И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет,

Трепет, лепет, наполнявший темным чувством сердце мне.

Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя:

"Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне,

Поздний гость приюта просит в полуночной тишине -

Гость стучится в дверь ко мне".

"Подавив свои сомненья, победивши спасенья,

Я сказал: "Не осудите замедленья моего!

Этой полночью ненастной я вздремнул, – и стук неясный

Слишком тих был, стук неясный, – и не слышал я его,

Я не слышал…" Тут раскрыл я дверь жилища моего:

Тьма – и больше ничего.

Взор застыл, во тьме стесненный, и стоял я изумленный,

Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого;

Но как прежде ночь молчала, тьма душе не отвечала,

Лишь – «Ленора!» – прозвучало имя солнца моего, -

Это я шепнул, и эхо повторило вновь его, -

Эхо – больше ничего.

Вновь я в комнату вернулся – обернулся – содрогнулся, -

Стук раздался, но слышнее, чем звучал он до того.

"Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь пошевелилось,

Там, за ставнями, забилось у окошка моего,

Это – ветер, – усмирю я трепет сердца моего, -

Ветер – больше ничего".

Я толкнул окно с решеткой, – тотчас важною походкой

Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней,

Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесиво

И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей

Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей,

Он взлетел – и сел над ней.

От печали я очнулся и невольно усмехнулся,

Видя важность этой птицы, жившей долгие года.

"Твой хохол ощипан славно, и глядишь ты презабавно, -

Я промолвил, – но скажи мне: в царстве тьмы, где ночь всегда,

Как ты звался, гордый Ворон, там, где ночь царит всегда?"

Молвил Ворон: «Никогда».

Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало.

Подивился я всем сердцем на ответ ее тогда.

Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится,

Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь, когда -

Сел над дверью говорящий без запинки, без труда

Ворон с кличкой: «Никогда».

И взирая так сурово, лишь одно твердил он слово,