Воробьиная ночь - [9]

— А это что?! Зачем тебе пистолет? Откуда?

Он беспечно пожал плечами.

— От государства, откуда еще! Нам выдают оружие на каждый вылет. Ты же знаешь — угонщики, террористы, сепаратисты, особисты…

— Но раньше я у тебя никогда не видела ничего такого. — Лобик у нее над переносьем собрался в ижицу.

— Так я никогда и не брал домой, — сказал он. — Решил вот почистить — надо же когда-то.

— А, — вздохнула она с облегченьем. — А то я испугалась. Какие ж террористы в Уренгое!..

Штурман вздохнул с облегчением. Еще вздумала бы позвонить кому-то из ребят… Потом ночь не спала бы. Он задвинул пистолет подальше с глаз, протянул жене деньги.

— Тебе дали аванс?

— Премия.

— За что?

— Так квартал кончается. Не заметила?

Она всплеснула руками.

— И правда. Так замоталась с Никиткой — то постирушки, то побрякушки, — она рассмеялась.

— А ты попробуй с кем-нибудь из соседских старушек договориться на завтра-послезавтра, чтоб посидели с пареньком. Тогда мы сможем взять с собой палатку да и укатить на пару дней. Деньги заплатить есть — чего еще? Надо ж и тебе когда-то отдохнуть.

— Слушай, ты чудо. — Она обхватила руками его за шею и расцеловала в обе щеки и в губы. — Так и сделаем! Ура! Тебе приготовить что-нибудь поесть?

— Часика через два. Сначала я должен съездить к Рогову и забрать расчетчик.

Когда она вышла, штурман вытащил из-под стола дипломат. Он повертел в руках пистолет и сунул его внутрь. Остановился перед коляской с сыном, наставил на него указательный палец.

— Никогда не становись писателем, — назидательно сказал он ему. — Все писатели плохо кончают. Одни сходят с ума, другие стреляются, третьих стреляют или сажают в психушки. Понял?

Он легонько ткнул его пальцем в носик. Тот сказал:

— Гу…

Может, понял, может, нет.

Затем штурман с независимым и беспечным видом направился к лифту. Ехать ему надо было не к Рогову, а на электричке за Шарташское озеро. Там начинался большой лес.

7

Для второго пилота Геннадия Минина предстоящий полет проблемой не был и никаких мыслей не вызывал. Ни радостных, ни тревожных. Ни взлет, ни посадка для второго пилота заданием не предусматривались, а подержаться час-другой за штурвал в горизонтальном полете — дело не только привычное, но уже и начинавшее помаленьку приедаться. Финансовые проблемы второго пилота совершенно не занимали. Отец работал иллюзионистом в цирке, мать — дрессировщицей, и они не бедствовали. Тех же денег, которые получал он как второй пилот, ему хватало с избытком. Конечно, у него не было и не предвиделось, как у некоторых его одногодков, ни зарубежных тачек, ни благоустроенных коттеджей, ни сногсшибательных аудио и видеоаппаратуры, но он и не стремился все это заполучить, так что никому и не завидовал.

— Что это вы так на меня уставились? — услышал он вдруг неожиданный голос.

Звон льдистых колокольчиков.

Он любил мороженое и конфеты и сейчас сидел в кафе перед креманкой напротив молоденькой девушки, занятой тем же похвальным делом, что и он. Ну, конечно, разве он мог отыскать себе другое место в абсолютно пустом кафе с множеством пустых столиков, а не за единственным занятым, если он занят девушкой? Даже если для этого потребовалось совершить кругосветное путешествие через весь зал?

Поскольку он уже отчаялся обрести любимую, он потерял бдительность. Эту девушку он просто-напросто не заметил. Но ноги все равно принесли его к ней. Против природы не попрешь.

Он перевел взгляд с креманки на нее, и тот с отчетливым щелчком прилип к ее груди и не смог отлепиться, когда он повел им по подбородку, губам, носу, глазам, волосам…

Она была красавицей.

— Что-о?! — сказал он. — Уставился?

Он и не думал на нее «уставляться».

Она даже взгляда не подняла.

— Не просто уставились. Вытаращились.

— Это один из ваших приемчиков знакомиться или единственный?

Она наконец оторвала взгляд от мороженого, медленно повела им по сторонам, наконец остановила на Гене. Она и не на него глядела — куда-то сквозь него, рассеянно, далеко, и Гене захотелось оглянуться, нет ли у него там кого за плечами.

— Приемчиков? — переспросила она, и было совершенно понятно, что она его и сейчас в упор не видит. Это была величественная снежная королева, занятая своими медленными снежными мыслями.

«Чудо, до чего глупа!» — восхитился Гена.

Но огромные, как два черных озера, глаза, толстенные огненные косы, лежащие на груди, как на подносе, изящная талия… Его неудержимо потянуло наклониться и заглянуть под стол, но он сдержался.

— Ну да. Я вас и не заметил вовсе, где мне было уставляться или вытаращиваться.

— Не только вытаращились, у вас глаза на лоб полезли, они и сейчас у вас на лбу, — сказала та, и взгляд ее наконец подтянулся из-за его спины ко лбу, и Гене захотелось пощупать свой лоб.

— Как это вы ухитрились разглядеть мои глаза, если не отрывались от мороженого? — с ехидцей поинтересовался он, с ехидцей и беспокойством.

— Что? — не поняла она. — Я все время их видела.

Относительно глаз он ничего не мог сказать, но челюсть повела себя плохо. Гена почувствовал, как она легла ему на грудь. Это его рассердило. Он слегка приподнялся и протянул руку к ее ушку, прикрытому косой. Чуть дотронулся кончиками пальцев до волос девушки и вытащил оттуда свои «Командирские». Потом подбросил их на ладони.