Воробьиная ночь - [16]
— Командир, мне не хотелось бы это говорить, но при малейшей вашей попытке что-то предпринять самостоятельно…
Ствол пистолета-пулемета, направленный прямо в живот командиру, весьма красноречив, так что говорить этого и не следовало. А у тебя, приятель, нервишки тоже на взводе. Командир усмехается.
— Разрешите узнать, как вас зовут?
— Зовите меня… Асланом.
— Ну, что ж, меня…
— Я знаю.
— Понятно. Хорошо, Аслан. Просто для вашего сведения. Пока мы с вами вели эти…задушевные беседы, у меня была сотня возможностей не предпринять, а сделать.
— Беда в том, что после этого ни я, ни вы предпринимать уже ничего и никогда не смогли бы. Так что не стоит, командир. Будьте благоразумны.
— Гусак всегда благоразумен, да всегда в щи попадает.
Некоторое время Аслан обдумывает его слова. У него красивое, мужественное лицо. Тонкие черные брови подвижны и красноречивы. К тому же он намного моложе, чем кажется. Борода его старит. Ему, скорей всего, не больше тридцати.
Потом кивает:
— Что вы хотите знать?
— Куда и кому идет груз?
— В Ичкерию. Или, если вам привычней, — в Чечню.
— Зачем же нужно было прибегать к таким рискованным, а главное — сложным комбинациям? Ведь чем сложнее план, тем больше шансов у него провалиться, вы-то это должны знать. И, как видите, он уже с ходу начал давать сбои. Ну, в Чечню для боевиков груз не пропустят. Но кто вам мешал зафрахтовать самолет до Ставрополя, Элисты, Махачкалы, наконец… Зачем было устраивать такой фейерверк?
— Груз могли задержать и конфисковать. Мы не хотели раньше времени указывать даже направление полета.
— Сейчас это направление известно любой уборщице в аэропорту.
— Ну… не я составляю планы. Да сейчас это уже не имеет никакого значения.
— Вы уверены? Одного выстрела с истребителя достаточно, чтобы разнести нас в клочья.
— Командир, над своей территорией истребители по своим самолетам не стреляют. Даже у нас. По крайней мере, такого прецедента пока еще не было.
— Как только мы окажемся над Чечней, такой прецедент может появиться. Мы не пассажирский лайнер. Мы — грузовик.
Тот пожимает плечами.
— Шанс всегда есть. Особенно если вы нам поможете. А я надеюсь, что поможете.
Ага. Ведешь ты себя не как дуролом в посудной лавке, а вполне вежливо и корректно. И, конечно, во имя великой идеи. Тем не менее ты, не поморщившись, убиваешь у меня штурмана. А уж о том, как это проделано… умолчим. Какую беду он вам сотворил? Клянусь, ты мне за это ответишь.
— Это почему?
— Командир, вы белорус.
— Этот хвост не от той кошки.
— Что вы этим хотите сказать?
— Ничего. Продолжайте.
Аслан молчит, морщит брови, думает. Потом продолжает:
— Если бы ваш народ вел борьбу за свою свободу, как бы вы поступили?
— Не могу вам сказать. Но в любом случае сначала бы постарался выяснить, что это за свобода и кому она нужна.
— Мы выяснили. Так почему нам отказывают в этом праве? Почему нас убивают, нашу землю разоряют? Разве мы развязали войну?
Почему ты мне задаешь эти вопросы?
— Начали вы.
— Только после того, как стало ясно, что никакими другими путями ни свободы, ни независимости мы не получим. И нам слишком хорошо понятно, почему. Нефть — вот в чем дело.
— Об этом я не берусь судить. Но вот что моему штурману она была не нужна, я уверен. И то, что он был целиком и полностью за вашу независимость, знаю точно. Тем не менее, его убили.
— Командир, если бы я не убил его, он убил бы меня. И вы это хорошо знаете.
Даже чужую вину на себя берешь? Ладно. И — я знаю? Да, знаю. Он пистолет из кобуры даже не пытался вытащить. Уж это я знаю точно.
— Я думал, вы сочувствуете нашей борьбе, командир.
— Я сочувствую.
— А помочь все-таки не хотите?
— Кто меня об этом спрашивал?
— Я спрашиваю.
— Как видите, помогаю.
— Да, но…
Пять четыреста. Курс двести. Привести самолет к горизонту. К горизонту.
— Командир, если бы вы имели хоть малейшее представление о том, скольких из нас убили. Танки, самолеты, вертолеты… Бомбы и снаряды — в своей стране, на своих детей. В бою я беззащитного убивать не стал бы.
А не в бою — можно?
Командир молчит.
— Командир, я перевязал штурмана. Но и меня перевязали.
Командир оглядывается. В дверном проеме стоит второй пилот. Он поворачивается боком, и командир видит его связанные за спиной руки.
— Бортмеханика — тоже.
— Штурман жив?
— Мертв.
Бывают доводы, которые убеждают крепче слов самого Господа Бога.
11
Целую вечность командир сидит неподвижно, глядя в пустоту перед собой пустым же, ничего не видящим взглядом. Затем спрашивает ничего не выражающим голосом:
— Зачем же вы связали моих ребят?
Его страж неохотно разъясняет:
— Когда они потребуются, их пригласят. Им ничего плохого не сделают. Их даже накормят.
— Да, я уверен, что сейчас у них аппетит разыгрался.
Аслан морщится.
— Мы не можем рисковать.
— Конечно. И вы уверены, что я смогу вести самолет без штурмана, бортмеханика и второго пилота?
— Любой командир это может сделать.
— Вы задаете мне все больше задачек. Не боитесь переборщить?
— Командир, давайте не будет угрожать друг другу. И вы, и я отлично понимаем, на что мы способны. Можете поверить, что держать вас под дулом пистолета радости мало. Даже меньше, чем вам находиться под ним.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.