Воробей под святой кровлей - [19]

Слушая Печа, он понял, отчего Даниэль так невзлюбил этого жильца. Кадфаэль даже не думал подвергать сомнению те сведения, которые он почерпнул от Печа, потому что шпион по призванию никогда не успокоится, пока не разнюхает всю подноготную. Хотя он ни словом не обмолвился о своих открытиях Даниэлю, тот, очевидно, был не так прост, и красноречивое подрагивание любопытного носа, многозначительные взгляды холодных глаз подсказали ему, что его любовные похождения отнюдь не были тайной для соседа. А кто же тогда обманутый старый муж, присутствовавший на свадьбе в качестве почетного гостя? Видимо, он богатый и уважаемый купец и у него молодая, хорошенькая, самоуверенная жена… Может быть, он женат на ней вторым браком? Городок был не так уж велик, чтобы Кадфаэлю пришлось долго перебирать варианты. Конечно же, это был Эйлвин Корд. Овдовев два или три года тому назад, он вновь женился, к неудовольствию своего взрослого сына, на красотке втрое моложе себя, а звать юную щеголиху Сесили…

— На вашем месте я бы держал язык за зубами, — дружелюбно посоветовал Кадфаэль, — Гильдия купцов, торгующих сукном, большая сила в нашем городе, и не всякий муж скажет спасибо за то, что ему открыли глаза.

— Это я-то, и проболтаться? Да никогда в жизни! — Его глаза сверкнули добродушным весельем, ноздри длинного носа затрепетали. — У меня есть уютный уголок, который я снимаю в доме покладистого хозяина. С какой стати я сам разрушу то, что меня устраивает! Я люблю позабавиться, но только сам с собою, не подымая шума. И что в этом плохого, раз я никого не обижаю!

— Совершенно ничего! — согласился с ним Кадфаэль и, попрощавшись, направился в сторону вьющегося серпантином спуска.

Кадфаэлю было над чем поразмыслить, потому что он еще сам не знал, что ему думать об услышанном. Так что же нового удалось выведать? Что Даниэль Аурифабер завел шашни с Сесили Корд, чей муж, купец, торгующий шерстью, скупает товар в соседнем Уэллсе, чтобы затем перепродать его в Англии, и потому нередко отлучается из дому на несколько дней. Эта дама, при всей своей влюбленности, слишком привыкла к подаркам, которые стоят недешево, а молодому человеку мешают развернуться два скупердяя — отец и бабка, и он, если верить слухам, уже начал таскать у них то, что плохо лежит. Задача для него не из легких! Отец, кажется, как раз собирался спрятать добрую половину невестиного приданого от греха подальше, чтобы уж никто к нему не подобрался. А события нынешней ночи повернулись так, что кто-то, от кого он прятал добро, забрал его и перепрятал по-своему. Такое случается в семьях.

Что еще? Что Даниэль был далеко не лучшего мнения о досужем арендаторе, который тратил свое свободное время на то, чтобы совать свой нос в чужие дела.

Он даже утверждал, что счел бы Печа главным подозреваемым, если бы тот не находился у него на глазах в то время, когда произошел грабеж.

Ну что же! Время покажет. Впереди еще целых сорок дней.

Месса уже закончилась, когда Кадфаэль, перейдя через мост, вошел в ворота и вступил на монастырский двор. Брат Жером, неотлучная тень приора Роберта, поджидал его возвращения, чтобы первым перехватить на пороге.

— Его милость господин аббат просил тебя явиться к нему до обеда. — Тонкие ноздри острого носа брата Жерома неприязненно подрагивали от скрытого неодобрения. Его поведение, выражение лица были Кадфаэлю еще противнее, чем откровенное удовольствие Болдуина Печа, наслаждавшегося собственной подлостью. — Надеюсь, брат Кадфаэль, что ты не будешь вмешиваться, предоставив все течению времени и закону, и не будешь впутывать в это грязное дело наш монастырь, которому надлежит только исполнять долг, дабы соблюдено было право церковного убежища. Тебе не следует брать на себя обременительные обязанности, вмененные правосудию.

Хотя приор Роберт не давал Жерому устных указаний, тот прочел невысказанное распоряжение по нахмуренным бровям своего повелителя. Лиливин, это обтрепанное, жалкое подобие человека, раздражал приора Роберта, словно запутавшийся в его одежде колючий репей, который нестерпимым зудом терзал его аристократическую кожу. Приор чувствовал, что ему не будет покоя, пока нежеланный постоялец будет оставаться в обители, и для того чтобы восстановить привычную гармонию существования, нужно было поскорее избавиться от этого инородного тела. Если уж говорить честно, то не только его покой, но покой всего монастыря был нарушен, и всю братию лихорадило с тех пор, как мирские ветры занесли в обитель эту заразу. Соседство страха и страдания воистину разрушительно.

— Аббат хочет видеть меня лишь для того, чтобы узнать про самочувствие моих подопечных, — сказал Кадфаэль, проявляя редкостную терпимость в отношении столь несимпатичных ему людей, как приор Роберт и его секретарь. Ибо их мучения, их мелочные заботы, столь непонятные ему, заслуживали сочувствия. Воистину стены сотряслись, и укрывшиеся в них души вострепетали. — Я достаточно обременен заботами о больных, чтобы искать себе новых. Кто-нибудь дал парнишке поесть, врачевал его раны? Вот все, что меня волнует.

— Брат Освин о нем заботится, — ответил Жером.