Навстречу, вырастая на глазах, шел лесовоз, у которого, видимо, отказали тормоза. Пытаясь объехать машину с зэками, он свернул на обледеневшую обочину. Тяжелую машину потянуло по льду – слишком крутой уклон. Лесовоз стал медленно, медленно клониться на сторону студебеккера. Из-под капота выглянуло вмиг побелевшее лицо водителя, его как ветром сдуло в сторону. Лесовоз упал на кабину, слышно было, как заскрежетал металл, бревна посыпались на дорогу, взвизгнули охрана и заключенные. Раздалась автоматная очередь. Конвой опытный, прогремела команда:
– Все с машины через задний борт!
Горохом посыпались из кузова прямо в лужу зэки.
Следующая команда еще более властная:
– Ложись!
Над головами на секунду замешкавшихся зэков прогремели автоматные очереди, все мгновенно легли в ледяную воду. Кое-кто из лежащих попытался отползти немного в сторону, где меньше воды, но прогремели еще выстрелы и возгласы энкавэдэшников:
– На нервах, контра, играете? Всем лежать смирно!
Из разбитой кабины лесовоза выполз водитель, из-под черного бушлата которого выглядывала тельняшка. Он в бога и черта костерил энкавэдэшную машину, загородившую проезд. Такую дерзость мог себе позволить только вольный человек. Конвой успокоился, убедившись, что это не нападение, а авария. Лежащим приказали подняться и колонной двинулись в находившуюся неподалеку зону, а Леня, оглохший, напуганный от выстрелов, припустил в сторону своего барака.
Дома, протягивая тоскующему воробышку овес, просил его поесть. Воробей, чтобы не обидеть Леню, клюнул несколько зернышек и опять молча насупился, отвернувшись в сторону. Леня зашел с другой стороны. Воробышек возмущенно пискнул, требуя, чтобы его оставили в покое, наедине со своими мыслями, перелетел на перегородку, втянул голову и больше ни на какие просьбы своего друга не реагировал.
Вечером мама начала стыдить Леню:
– Ты говоришь, что он твой друг. Разве друзей можно держать в неволе? Он погибнет от тоски без своих, его где-то мама ищет, переживает. Ты забыл, как плакал без меня? Отпусти его, сынок, на свободу.
Ночью Лене приснилось: прилетели к окошку воробьи, а с ними и родители воробышка, и ругали его по-воробьиному за то, что держит в неволе их сына и друга.
Назавтра был выходной. Все были дома. Погода стояла безоблачная. Весеннее солнышко прогревало барак своими лучами, даже сквозь окошко чувствовалось тепло.
Мама сорвала с заклеенных окон бумагу, открыла форточку. Леня, встав на подставленную табуретку и держа в руках воробышка, посадил его на край рамы, сказал дрогнувшим голосом:
– Ладно, лети, но нас не забывай. Чуть чего – прилетай обратно. И разжал ладони. Попав под струю весеннего воздуха, воробышек опешил, крутнулся на месте, осмотрел улицу, повернулся, звонко, чтобы все слышали, взволнованно сказал по-птичьи:
– Спасибо за хлеб-соль и за приют.
И выпорхнул на волю.
Долгое время Леня скучал по своему другу. В каждом пролетавшем воробье он пытался узнать своего приятеля, но все они были похожи друг на друга, как соседские близнецы в одинаковой одежде. На Леню они внимания не обращали, переговаривались, летая по своим воробьиным делам.
