Воробьевы горы - [5]
А р к а ш а. А что тут понимать? Мы хотим помочь Леве кончить десятый класс.
Б о р и с. А вы представляете себе хоть немного, что такое десятый класс?
А р к а ш а. Зачем ты пугаешь нас?
Б о р и с. Испугаетесь сами! Десятый класс — это проверка за все десять лет учебы. Это очень трудная штука, товарищи, получить аттестат! Надо забыть обо всем, кроме него. Рассчитывать нужно только на себя!
М и л а. Значит, конец нашей компании? Каждый должен думать только о себе?
Л и з а. Вот, оказывается, что такое быть взрослым?
В а л я. Ты не так поняла Борю, Лиза… Он хотел сказать совсем-совсем другое…
Б о р и с. Что другое?
В о л о д я. Тише, тише… Боря, ты не горячись. Подумай: ну кто лучше тебя объяснит Леве дарвинизм? А про историю и говорить нечего! Ты на ней не только собаку — слона съел!
Б о р и с. Не остроумно!
В о л о д я. Ты сердишься, потому что не прав.
Б о р и с. Я? Не прав? Просто я предпочитаю смотреть правде в глаза.
Л и з а. Наверно, он боится за свою медаль!
В а л я. Да ты ее и так получишь, Боря! Кто тебе помешает?
Б о р и с. Кто? А ты дашь мне время для занятий с Левой? Сделаешь, чтобы было в сутках двадцать восемь часов вместо двадцати четырех? Да разве вы не знаете, сколько нам нужно пройти в десятом классе? По одной истории пять книг, тысячу двести страниц! Алгебра! Химия! Литература!
В а л я. Мы все это прекрасно знаем, Боря… В этом году каждый из нас должен учиться во много раз больше, лучше, чем в прошлые годы, не отвлекаясь ничем. Но ведь Лева отстал не по своей вине. Как же мы его бросим — одного?
Б о р и с. Да поймите, что я не меньше вашего сочувствую Леве. Я его очень люблю, но сейчас мне не до любви! Судьба всей жизни решается!
В а л я. Ах, вот ты какой?
Б о р и с. Да, такой!
В о л о д я. Ну и выжига ты, оказывается, Борька.
Б о р и с. Что?
В о л о д я. Выжига!
Б о р и с. А ты… ты… больно раскошелился, только за чужой счет!
В о л о д я. Что? Что ты сказал? Повтори, подлец! (Бросается к Борису.)
Все пытаются их разнять.
А р к а ш а. Борис! Владимир! Вы с ума сошли!
Л и з а. Разними их, Валя!
В а л я. Пусть дерутся. Когда кончат — крикните! (Уходит.)
А р к а ш а }
М и л а } Ребята, мальчики!.. (Пытаются их разнять.)
Володя ударяет Бориса. Борис обхватывает его, не давая возможности высвободить руки.
Появляются Г р о м а д и н и О з е р о в.
О з е р о в. Позвольте, товарищи…
Г р о м а д и н. Мирная конференция у вас, что ли?
Громадин и Озеров разнимают их, пытаясь оттащить Володю.
В о л о д я (вырываясь). Не ваше дело!
Г р о м а д и н. А вдруг мое? Позвольте… Позвольте… Да это, кажется, Володя Орехов? Да?
Входит В а л я.
В а л я (увидев Озерова). Папа?
О з е р о в. Дочка? (Громадину.) Вот рекомендую, Иван, моя Валентина с друзьями…
Г р о м а д и н. Здравствуй, Валя. Как выросла! (Обращаясь ко всем.) Чего не поделили, товарищи?
В о л о д я. Это касается только нас!
О з е р о в. Но общественность в моем лице взволнована. Представители славной шестидесятой школы, и вдруг…
Г р о м а д и н (Володе). Вы из шестидесятой? Не может быть.
В о л о д я. Почему?
Г р о м а д и н. Я слыхал, что там народ повоспитанней.
В о л о д я. Это что, специально для вас по радио передавали?
Г р о м а д и н. Нет, устная легенда. (Берет Озерова под руку.) До первого сентября, друзья!
Громадин и Озеров уходят. Пауза.
В о л о д я. Почему до первого сентября?
Л и з а. Первого сентября? Занятия начинаются…
В о л о д я. А он-то при чем? Кто он вообще такой?
В а л я. Приятель папы. По фамилии Громадин.
А р к а ш а. Громадин? Ребята! Да ведь это наш новый директор!
Б о р и с. Как — директор?
А р к а ш а. Он, он! И фамилия точно такая же! Теперь вспомнил!
В о л о д я. Наш новый директор? (Свистнул.)
М и л а (Володе). Вот это взял на обаяние!
З а н а в е с
Кабинет директора школы. Письменный стол, диван, книжный шкаф. На столе кипа истрепанных учебников. За столом сидит Г р о м а д и н.
Г р о м а д и н (захлопывая папку). Ничего! Как-нибудь справимся.
Стук в дверь.
Да.
Входит В и к т о р.
А! Виктор! Видал? (Указывая на дверь.)
В и к т о р. Завхоза?
Г р о м а д и н. Теперь уже бывшего. Какую тут теорию развел! Мой, говорит, оклад предусматривает разумное присвоение! Воровство, так сказать, на принципиальной основе! И как воровал — на замазке окон и то ухитрялся! Ну ладно. Выгнал — и точка. Замену найдем, а пока, Виктор, худо. Уголь лежит на Киевском, а взять некому.
В и к т о р. Сами возьмем. Подберу ребят постарше, кто свободен, — и всё.
Г р о м а д и н. Не совсем это ладно, пожалуй, но другого выхода нет. Действуй, Виктор! Только сегодня же, а то уголь потеряем.
В и к т о р. Есть. Я хотел насчет Зарубеева Левы. У нас комитет был.
Г р о м а д и н. Ага… У меня тоже о нем записано. Ты поручи собрать народ кому-нибудь из ребят понадежней, а сам возвращайся ко мне. Будет серьезный разговор.
В и к т о р. Есть. (Уходит.)
Стук в дверь.
Г р о м а д и н. Войдите!
Входит Л и д и я П е т р о в н а.
Л и д и я П е т р о в н а. Иван Александрович, я хотела бы, чтобы вы поговорили с Зарубеевым.
Г р о м а д и н. Это какой Зарубеев?
Л и д и я П е т р о в н а. Зарубеев Николай из пятого «В».
Г р о м а д и н. Что же сделал Зарубеев Николай из пятого «В»?
Предлагаемые читателю воспоминания одного из старейших драматургов и киносценаристов страны А. Д. Симукова (1904–1995) представляют собой широкую картину жизни нашего общества на протяжении почти всего XX века, а также размышления автора о театральном искусстве и драматургии. Свою литературную деятельность А. Симуков начал в 1931 г., получив благословение от А. М. Горького, в журнале которого публиковались первые рассказы молодого литератора. Его пьесы, в большинстве своем веселые, жизнерадостные комедии, «Свадьба», «Солнечный дом, или Капитан в отставке», «Воробьевы горы», «Девицы-красавицы», пьесы-сказки «Земля родная», «Семь волшебников» и многие другие широко ставились в театрах страны, а кинофильмы по его сценариям («Волшебное зерно», «Челкаш», «По ту сторону», «Поздняя ягода» и другие) обрели широкую известность.