Вормхилл - [10]

Англичане отступили, уже второй раз. Смит отправил солдата в ставку командования с просьбой о подкреплении. Свежие силы английской армии подтягивались к Вормхиллу. Предстояла ещё осада, возможно последняя, как понимали ирландцы, но сдаваться никто не думал. Им оставалось ещё несколько дней, пока враги не получили подкрепление.

Остатки армии противника расположились внизу в долине. Ирландские воины укрылись за стенами замка. Конан с окровавленным плечом, шел, опираясь на солдата.

Джорджия выбежала на встречу.

— Всё хорошо! Всё хорошо, дорогая.

Конан пытался казаться спокойным, но был необычно бледен. Он хотел обнять Джорджию, но тут же потерял сознание. Сказалась большая потеря крови. Рейд около часа сражался с пулей в плече и благодаря крепкому здоровью до сих пор держался на ногах.

Конана положили в комнату, где лежал Леон.

Джорджия сама вынула пулю, сама обработала рану. Ей скоро должно было исполниться пятнадцать лет. По сути, ещё ребёнок эта девушка столько насмотрелась крови, что местный врач уже давно доверял ей тяжело раненных. Часами стояла она на коленях у постели больных и молилась, молилась. Не только за близких, но и за незнакомых женщин, чьи дети остались лежать на поле боя и не важно, друзья эти погибшие или враги. Смерть примирила всех.

Глава 10 Новый друг и другие перемены

Как — то раз Бирну доложили, что Джорджия ходит по холму среди убитых, а с нею Гертруда и Шон.

— Что вы здесь делаете? Вас же могут подстрелить, как куропаток! — В голосе Бирна что то дрогнуло.

— Мы хороним убитых. Всех в одну могилу. На каждого крестов не хватит, — объяснила Джорджия.

— Хорошо, я позабочусь об этом! Только уйдёмте поскорее домой!

Бирн успокоился, только когда женщины были в безопасном месте.

— Девочка моя, ты меня напугала. — Бирн нежно прижал к себе Джорджию.

— Я каждый день за тебя переживаю. Будь проклята эта война! Она обрывает молодые жизни, она делает детей взрослыми, а взрослых стариками. Если бы я мог увезти тебя далеко — далеко отсюда. Но я не могу.

— Я знаю. Ты не можешь всех их бросить, и я не смогу. Мы им нужны, как и они нам. Наши близкие — это всё что у нас осталось.

— Да, Джорджия. У нас могут отнять жизнь, дом, землю, но никто не может отнять у человека любовь к тем, кто ему дорог.

— Да, папа Бирн, чуть не забыла! Там молоденький англичанин, он ещё дышит. Разреши забрать его в дом. Я буду лечить и его тоже.

— Это наши враги Джорджия.

— Господь учит любить своих врагов.

— Но они убивают нас. Не жалеют даже стариков и детей!

— Но Господь говорит: — Прощайте и прощены будете. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

— Леон и Конан нуждаются в твоей помощи. И другим раненным нужно внимание.

— Я справлюсь. Гертруда мне поможет.

— У тебя доброе сердце, дитя моё. Поступай, как знаешь. Бирн улыбнулся.

Обычно война ожесточает людей. Но граф Коннел был старой закалки, дух рыцарского благородства ещё жил в нём.

— Поверженный враг уже не опасен. И, возможно, он станет другом. Ты молодчина, Джорджия.

По неизвестной причине англичане ушли. Был ли это хитрый манёвр или что — то случилось, в Вормхилле не знали. Несколько дней о захватчиках не было слуху.

Вскоре с башни заметили двух людей поднимающихся по холму к замку.

Это были Рордан и Гаррет. Отважные моряки возвращались домой после долгой разлуки.

— Как же долго я тебя не видела! — Джорджия со слезами обнимала брата.

— Ты похудел, вытянулся. Ты стал взрослым и таким серьёзным, братик мой.

Затем Джорджия подошла к Гаретту.

— Гаррет, друг детства, и тебя изменила война. Добро пожаловать домой, морские бродяги! Слава Богу, вы живы!

Больше года Леон не видел сына. С возвращением Рордана Кэрролл — старший повеселел, ему явно полегчало.

Джорджия крутилась возле брата, то брала его за руку, то обнимала, и всё старалась заглянуть ему в глаза. Она то и дело приговаривала:

— Наконец — то ты дома. Слава Богу!

Вечером у камина собралась вся семья.

— А как твоя библиотека, папа? И вообще, не тянет на родное пепелище? — Спросил Рордан отца.

— Вот именно, пепелище. Уцелевшие книги, мой телескоп, портрет твоей мамы и всё что осталось ценного перевезли сюда, в Вормхилл. Теперь это мой дом. Дом — это не стены. Дом там, где находятся твои близкие.

— Если бы ты знал, Рордан каких трудов стоило мне увести папу из нашего дома.

— В этом старинном родовом гнезде выросло не одно поколение Кэрроллов. В нём прошло не только ваше детство, но и моё, — отвечал Леон. — Ваша мама любила этот дом не меньше меня. Ах, Эвелин, хорошо, что ты не видишь, что стало с ним!

Леон посмотрел на большой портрет жены, висевший теперь в другом доме, ставшим убежищем семье Кэрролл.

— Замечательный портрет. Эвелин на нём, как живая, — заметил Бирн. — Бесстрашная была малышка. Помню я подошёл к ней близко, а ей было лет около десяти, а она стоит и смотрит прямо мне в глаза. Я спрашиваю: «Ты меня не боишься?». А она так звонко мне отвечает: «Нет, все большие — добрые». Прямо так и ответила. Тогда я подхватил её на руки и закружил. А потом стал подбрасывать в воздух. Я думал, что она заплачет, а она смеялась и кричала: «Ещё! Ещё!».