Ворчливая моя совесть - [17]

Шрифт
Интервал

Пригласительный билет на Красную площадь… Во-первых — что надеть? Не в потертых же джинсах на Красную площадь являться! А в штатском костюмчике, при галстучке — скучно, неоригинально. Помог институт — выделил по куртке и брюкам из ХБ — униформу студенческого стройотряда. (Хотя Фомичев ни разу еще на практику не ездил, не успел.) Вот это совсем другое дело! На рукавах зеленой куртки ромбики со всякими символами нашиты, буквы, цифры. Больше того, один из делегированных на площадь, Альберт Крыжовников, гигантского роста парень, баскетболист, сорок шестой размер ноги, — как ни странно, он при этих данных тоже был патологическим отличником, — предложил украсить куртки отпечатком своей ступни. Так и сделали, намазали его пятку белой масляной краской и… Крыжовников, кроме того, на своей куртке написал еще «Не пищать!». Хотя уж чего-чего, а писка от этого Голиафа ждать не приходилось. Явились они на площадь рано, в начале девятого. Предъявив нескольким милицейским пикетам свои мандаты, забрались на ступенчатую трибуну, вдоль стены ГУМа. Притихли. Стали оглядываться, привыкать, вбирать в себя подробности. Девять ноль-ноль. Одновременная смена великого множества парадных караулов. Впечатляющее зрелище! Выправка молодых, парадно обмундированных солдат в белых перчатках, стук сотен сапог по брусчатке, одновременные движения, повороты, одновременные манипуляции с карабинами. Уборщицы, деловито протирающие влажными тряпками мрамор Мавзолея. Как ладно, умело они работали! Макнут тряпку в ведро, выжмут воду, выкрутят и протирают стены, ступени… Все… Далее мрамор у ног неподвижных часовых. Осторожно обводят их зеркально начищенные сапоги — не заляпать бы, старались ребята, вон как надраили! И дальше, дальше, не разгибаясь — чего лишний раз разгибаться? — моют гранит и мрамор, протирают до самого асфальта. Вот тут и разогнуться можно. И, погладив тыльной стороной ладони повлажневший лоб, полюбоваться, чуть откинувшись, на свою работу. Засиял, засветился Мавзолей, отражая в своих чистейших поверхностях облака, небо, остроконечные луковки Василия Блаженного, пустую еще площадь, голубей, разгуливающих по ней, трибуны на противоположной, вдоль ГУМа, стороне, само здание ГУМа, похожее на средневековый замок; все кумачовое, все золотое разноцветье начинающегося праздника. Только начинающегося…

Как раз напротив Фомичева стояла на треноге большая, похожая на мортиру телекамера, сонно гудящая, работающая. Оператор отлучился. В буфет, наверно. (Невдалеке бойко работал буфет. Приглашенные на площадь нарасхват покупали горячий кофе, лимонад, бутерброды с копченой колбасой и очень красивые коробки с шоколадными конфетами.) В квадратном экранчике телекамеры Фомичев видел то же самое, что и невооруженным глазом: Мавзолей, уборщиц, часовых, замерших у чуть приоткрытых туда, в прохладную мглу, тяжелых, темно-бронзовых дверей… И вон там телекамера. И вот там, сбоку…

Цветы были в руках у приглашенных, яркие зонтики, фотоаппараты. А там, между Историческим музеем и Музеем Ленина, в низинке — невообразимая, фантастическая мешанина красок. Подошли колонны демонстрантов, ждут… Ничего нет пестрее, красочнее празднично приодевшейся толпы! Были на трибунах и дети. Спокойные, важные. Некоторые с биноклями. Наверное, их долго инструктировали дома: «Смотри! Шалить там нельзя! Обещаешь?»

«Неужели ни разу за день, — думал Фомичев, — объектив телекамеры не направят на меня?»

Площадь заполнили спортсмены. Кто-то невидимый — не по радио, не при помощи мегафона — что-то выкрикнул: «Да здравствует…» Голос его, несоизмеримый с пространством площади, до многих не дошел, иссяк, но спортсмены услышали. «Ура-а-а-а-а!.. — ответили они. — А-а-а!..» И все на трибунах, веря им, дружно их поддержали. Среди тысяч и тысяч голосов, Фомичев ясно это расслышал, выделялся чей-то один, звенящий, ликующий. Чей-то один голос. Среди тысяч. Самый искренний? Или самый старательный? Какие красивые попадались в рядах спортсменов девушки! Какие лица! Глаза какие! Какие фигуры! Плечи! Ноги!

— Снимай! — кричал в микрофон прибежавший из буфета оператор с ободком наушников поверх кепки. — Со своей стороны снимай! Что? За меня не волнуйся! Я-то не прозеваю, как… Что? С правой! С правой ноги я сегодня проснулся! Как всегда!

Красивые девушки с улыбками размахивали руками, старались обратить на себя внимание. Чье? Телеоператора? Или Фомичева? На всякий случай он им отвечал, тоже рукой махал. Перестроение… Все новые колонны молодых, одинаково, ярко, легко одетых, вступают на площадь. Знамена, знамена. Огромные, тяжело плещущиеся, просвеченные солнцем. Огненные, розовые, пылающие знамена. Все пространство площади было заполнено этими живыми, движущимися, дышащими знаменами. Люди посматривают на часы. Без десяти десять. Рядом с букетами живых цветов — бумажные, поролоновые… Застоялась молодежь. Вот уже и в волейбол несколько человек стали перебрасываться голубым воздушным шариком. Легкое прикосновение — шарик перелетает вправо, щелчок — летит обратно. Улыбки, смех… А там, вдали, в дымке, между Историческим музеем и Музеем Ленина, — виднеются миллионы. Кипит, кипит там все. Краски, краски… Водоворот красок.


Еще от автора Борис Леонидович Рахманин
Письмо

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Сердце и камень

«Сердце не камень», — говорит пословица. Но случается, что сердце каменеет в погоне за должностью, славой, в утверждении своей маленькой, эгоистической любви. И все же миром владеют другие сердца — горячие сердца нашего современника, сердца коммунистов, пылкие сердца влюбленных, отцовские и материнские сердца. Вот об этих сердцах, пылающих и окаменевших, и рассказывается в этом романе. Целая галерея типов нарисована автором. Тут и молодые — Оксана, Яринка, Олекса, и пережившие житейские бури братья Кущи — Василь, и Федор, и их двоюродный брат Павел.


Схватка со злом

Документальные рассказы о милиции.


Повести. Рассказы

В сборник вошли повесть «Не родись счастливым», посвященная жизни молодого талантливого хирурга, уехавшего работать в село, повесть «Крутогорье» — о заслуженном строителе, Герое Социалистического Труда Г. Бормотове, а также лучшие рассказы писателя: «Мост», «Меня зовут Иваном», «Пять тополей» и др.


Сыновья идут дальше

Роман известного писателя С. Марвича «Сыновья идут дальше» рассказывает о жизни и борьбе рабочих Устьевского завода под Ленинградом в годы революции, гражданской войны и начального периода восстановления народного хозяйства. Отчетливо отражена организационная роль партии большевиков, запоминаются образы профессиональных революционеров и молодых членов партии, таких, как Буров, Дунин, Башкирцев, Горшенин, Чебаков. Читатель романа невольно сравнит не такое далекое прошлое с настоящим, увидит могучую силу первого в мире социалистического государства.


Море штормит

В книгу известного журналиста, комсомольского организатора, прошедшего путь редактора молодежной свердловской газеты «На смену!», заместителя главного редактора «Комсомольской правды», инструктора ЦК КПСС, главного редактора журнала «Молодая гвардия», включены документальная повесть и рассказы о духовной преемственности различных поколений нашего общества, — поколений бойцов, о высокой гражданственности нашей молодежи. Книга посвящена 60-летию ВЛКСМ.


Зеленая ночь

В сборник Иси Меликзаде «Зеленая ночь» вошло несколько повестей и рассказов, повествующих о трудящихся Советского Азербайджана, их трудовых свершениях и подвигах на разных этапах жизни республики. В повести «Зеленая ночь» рассказывается о молодом леснике Гарибе, смело защищающем животный мир заповедника от браконьеров, честно и неподкупно отстаивающем высокие нравственные принципы.