Вор с Рутленд-плейс - [39]

— Ну, полагаю, очевидный ответ — мистер Спенсер-Браун, — сказала миссис Денбай, посмотрев наконец на него. — Но, с другой стороны, правда не всегда очевидна, не так ли?

— Не всегда, — поспешно согласился Питт. — Но если не он, тогда кто?

Амариллис сделала глубокий вдох и как будто задумалась на несколько мгновений.

— Я, право, не знаю. — Она внезапно вскинула голову, как будто только что приняла какое-то решение. — Думаю, возможно… — Пауза. — Ну, какие-то другие люди? Я знаю, Иниго Чаррингтон одно время питал к Элоизе нежные чувства. Но она даже внимания на него не обращала. Не представляю почему. Приятный молодой человек, но для нее он как будто не существовал в этом смысле. Естественно, она была с ним достаточно обходительна, но и только.

— Не вижу, какое отношение это имеет к смерти миссис Спенсер-Браун, — честно признался он.

— Я тоже. — Она взирала на него своими широко открытыми голубыми глазами. — Полагаю, никакое. Я просто перебираю варианты, людей, которые могли когда-то сказать нечто такое, что привело к недоразумению. Я же говорила вам, инспектор, что ничего не знаю. Вы спросили о моих впечатлениях.

— И у вас сложилось впечатление, что миссис Спенсер-Браун пребывала в обычном расположении духа?

— О да. Если что-то и расстроило ее, то это, должно быть, произошло внезапно, без предупреждения. Быть может, она услышала что-то ужасное? — И вновь глаза ее округлились.

— Мистер Лагард говорит, она нисколько не была расстроена, когда уходила от них, — заметил Томас. — И, по словам слуг, сразу вернулась домой.

— Тогда, возможно, встретила кого-то на улице? Или по возвращении ее ждало письмо?

Письмо — это то, что не приходило Питту в голову. Нужно расспросить слуг, не было ли каких посланий. Может, Харрис додумался…

Скрывать ошибку было слишком поздно — Амброзина все увидела по его лицу и улыбнулась увереннее.

— Если она уничтожила письмо, что было бы вполне естественно, значит, нам содержания его никогда не узнать. И, быть может, так оно и лучше, не думаете?

— Нет, если это был шантаж, мэм, — возразил Питт. Он злился на себя и на нее — за то, что она подумала о том, о чем не подумал он, и за то, что это ее явно забавляло.

— Шантаж! — испуганно воскликнула Амариллис. — Какая ужасная мысль! Мне невыносимо думать, что вы правы. Бедная Мина! Бедная, бедная женщина. — Она глубоко вдохнула и крепче — так что костяшки побелели — сцепила пальцы на покрытых шелком коленях. — Но, полагаю, вам известно о таких делах больше, чем нам. Было бы ребячеством закрывать на это глаза. От правды не спрячешься, как ни пытайся, иначе мы избавлялись бы от всего неприятного, просто отказываясь на это смотреть. Вы должны быть терпимы к нам, инспектор, если мы смотрим на вещи не так охотно и быстро, как следовало бы. Мы привыкли к более легкой жизни, и чтобы приспособиться, нам нужно некоторое время. Быть может, даже усилие…

Питт понимал, что она права, и его здравый смысл аплодировал ей. Возможно, он был несправедлив в своем суждении. Предубеждения не ограничиваются привилегированными классами. Он по себе знал горькое послевкусие несправедливого мнения, выработанного завистью, страхом или потребностью логически объяснить ненависть.

— Конечно. — Инспектор поднялся. С него довольно. Она уже дала ему более чем достаточно пищи для размышлений. И он упомянул шантаж, скорее чтобы шокировать ее, а не потому, что и вправду допускал такую возможность. Теперь он вынужден это признать. — Мы пока не знаем, что на самом деле произошло, поэтому чем меньше будет об этом сказано, тем лучше. Возможно, имела место трагическая случайность.

Лицо ее оставалось спокойным, почти безмятежным, бело-розовое и по-девичьи гладкое.

— Надеюсь, инспектор. Что-то другое лишь еще сильнее всех огорчит. Всего доброго.

— Всего доброго, миссис Денбай.

Томас выбросил это дело из головы и вовсю работал над серией пожаров, два из которых произошли в его районе и, возможно, были поджогами, когда в половине пятого констебль с прилипшими к голове влажными волосами постучал в дверь и объявил, что к нему посетитель, какой-то знатный господин.

— Кто это? — Питт никого не ждал и сразу подумал, что мужчину ошибочно направили из конторы главного суперинтенданта и им удастся отделаться от него несколькими словами содействия.

— Некий мистер Чаррингтон, сэр, — ответил констебль. — Мистер Лоуэлл Чаррингтон, Рутленд-плейс.

Питт перевернул бумаги, которые читал, лицевой стороной вниз.

— Пригласи его, — сказал он с нехорошим предчувствием. Какая причина могла привести Лоуэлла Чаррингтона в полицейский участок, если только он не хочет сообщить нечто секретное и срочное? В противном случае он либо послал бы за Питтом, чтобы тот зашел к нему, либо подождал, пока инспектор возобновит расследование.

Вошел Лоуэлл Чаррингтон, все еще в шляпе, усеянной дождевыми каплями, и со сложенным, но не завязанным зонтиком, свисающим с руки. Лицо его было бледным, а на кончике носа подрагивала капелька.

Томас встал.

— Добрый день, сэр. Чем могу вам помочь?

— Вы инспектор Питт, полагаю? — чопорно проговорил Лоуэлл.

У Томаса возникло впечатление, что некоторая грубоватость посетителя объясняется тем, что он чувствует себя не в своей тарелке, разрываясь между желанием сообщить о чем-то для него неприятном и естественной неприязнью к полиции. В полицейском участке никогда еще не бывал, и пугающие мысли о грехе и мерзости бередят его воображение.