Вор с палитрой Мондриана - [12]

И все же, все же стыд и позор, что я не управился до полуночи. Ведь обычно именно в это время в строго охраняемых зданиях, подобных «Шарлеманю», происходит смена караула. И теперь меня увидят уже ночной лифтер, ночной консьерж и совсем другой привратник. Однако если б я вышел раньше, то тогда те, первые, увидели бы меня во второй раз, и еще неизвестно, что хуже. Впрочем, тоже не важно, ведь я называл им свое имя и…

Двери лифта разъехались. Я вошел в кабину и тут же развернулся лицом к двери в квартиру Ондердонка.

— Ну, доброй ночи, — сказал я. — Постараюсь выяснить эти цифры для вас как можно быстрей.

Двери закрылись, лифт начал спускаться. Я привалился спиной к деревянной обшивке и скрестил ноги.

— Долгий выдался денек, — заметил я.

— Для меня он только начался, — сказал лифтер.

Я старался не думать о камере над головой. Но это все равно что стараться не думать о том, что левая ваша нога попала в ведро с ледяной водой. Я не мог смотреть в телекамеру и одновременно никак не удавалось подавить желания взглянуть на нее хотя бы искоса. И тогда я принялся демонстративно зевать во весь рот. Спускался лифт совсем недолго, но эти секунды показались мне вечностью.

Небрежный кивок консьержу. Привратник придержал для меня дверь и тут же поспешил вперед, к краю тротуара, поймать такси. Одно подвернулось почти тотчас же. Я сунул привратнику доллар и велел водителю ссадить меня на углу Мэдисон и Семьдесят второй. Расплатившись с ним, я прошел пешком один квартал до Пятой Авеню, где поймал другое такси и уже на нем отправился домой… Я сидел на заднем сиденье, водрузив атташе-кейс на колени и перебирая в памяти отдельные наиболее яркие эпизоды моего визита в квартиру II-Би. Момент, когда замок фирмы «Пуляр», кокетничая, щелкал и дразнил меня, совершенно выводя из всякого терпения, а затем вдруг дрогнул, подался, задрал, что называется, лапки вверх. Вид этой перевернутой вверх ногами марки с самолетиком, единственной на всей странице, словно она так и поджидала меня там с того самого дня, как вышла из печати с браком…

Я дал водителю доллар на чай. Мой собственный привратник, молодой парень с остекленелыми глазами, работавший в ночную смену с двенадцати до восьми утра и непрерывно подогревающий себя мускатом, и не подумал бросаться навстречу, чтоб распахнуть для меня дверцу такси. Я ожидал, что он хотя бы придержит входную дверь, но в том не было нужды. Она почему-то оказалась распахнута настежь, а он остался сидеть и приветствовал меня хитрой заговорщицкой улыбкой. Интересно, подумал я, какие такие секреты, по его мнению, мы с ним разделяем?..

Поднявшись наверх, я сунул собственный ключ в собственный замок — просто разнообразия ради — и отворил дверь. В квартире горел свет. Наверно, я сам оставил его, чтоб отпугнуть воров. Но нет, погодите минутку… Нет, я точно помнил, что кроме меня свет оставить было некому, но я его погасил, это точно.

Так что же, черт возьми, происходит?

Я перенес ногу через порог, затем осторожно отвел ее назад, словно разучивая па из какого-нибудь нового танца. Затем все-таки решился и вошел. Обернулся к дивану и заморгал, а там, сонно моргая мне в ответ и напоминая при этом слегка косоглазую сову, сидела моя подруга Кэролайн Кайзер.

— Господи, Берни! — сказал она. — Наконец-то! Куда это ты, черт побери, запропастился?

Я затворил за собой дверь и запер на задвижку.

— И тебе удалось вскрыть мой рэбсонский замок? — изумился я. — Вот уж не думал, что у тебя такие таланты.

— Ничего я не вскрывала.

— Только не говори, что это привратник впустил тебя. Во-первых, не имел права, во-вторых, у него просто нет ключа.

— Ключ у меня, Берн. Ты что, забыл? Ты сам дал мне запасные ключи от твоей квартиры.

— Ах, ну да, конечно!

— Ну и я просто вставила его в замок, повернула, и провалиться мне на этом месте, если эта штука тут же не открылась. Ты хоть когда-нибудь бы сам попробовал, просто ради интереса? Работает как часы.

— Кэролайн…

— А у тебя есть что-нибудь выпить? Знаю твою манеру, ждать, пока кто-то первый не предложит, но ведь у человека всяческое терпение может лопнуть.

— В холодильнике две бутылки пива, — сказал я. — Одной я собираюсь запить сэндвич, который собираюсь себе сделать, другая в полном твоем распоряжении.

— Темное мексиканское пиво, да? «Дос Эквис»?

— Точно.

— Так его уже нет. А что у тебя еще имеется?

Я на секунду призадумался.

— Вроде бы оставалось немного виски.

— Солодовое? «Глен Ислей»? Что-то в этом роде?

— Так ты и до него тоже добралась?

— Боюсь, что да, Берн.

— Тогда придется влачить жизнь трезвенников, — сказал я. — Если, конечно, не хочешь угоститься «Лейвори». Сразу сбивает с копыт. В нем градусов шестьдесят, не меньше.

— Собачий сын…

— Кэролайн…

— А знаешь что? Я ведь собиралась сказать «сукин сын». Может, в этом выражении и есть некий оттенок сексуальности, но уж оно куда точнее, чем «собачий сын». Можно на каждом углу талдычить: «собачий сын, собачий сын», а людям и в голову не придет, что ты ругаешься.

— Что ты здесь делаешь, Кэролайн?

— Умираю от жажды, вот что.

— Да ты надралась, как свинья!

— Ни хрена, Берни.

— Нет, надралась. Выпила два пива и пинту виски и после этого будешь говорить, что не надралась. И физиономия у тебя вконец окосевшая.