Вор с черным языком - [3]

Срань!

Я наложил на тетиву новую стрелу, и тут спантийка и птица посмотрели на меня.

Одного лука здесь точно не хватит. У меня на ремне висел отличный боевой нож; случись драка в какой-нибудь таверне, им можно было бы выпотрошить любого, но против кольчуги он бессилен. Жуткий рондельный кинжал на ремне за спиной кольчугу пробил бы, но против меча этой женщины, не говоря уже о проклятущей птице, толку от него не больше, чем от прутика.

Они приблизились.

Опередить спантийку я бы еще смог, но птицу – никогда.

Я слегка намочил штаны, но мне не стыдно в этом признаться.

– Стрелок, – сказала женщина со спантийским акцентом, сильно нажимая на звук «р». – Выходи и помоги своим друзьям.

На самом деле они не были моими друзьями, но это не означало, что их можно оставить ранеными и покалеченными на Белом тракте, и не уверен, что они этого заслуживали. Спантийка вытащила мою стрелу из окровавленных складок в подмышке рубахи, сравнила с теми, что еще лежали у меня в колчане, и сказала:

– Хороший выстрел.

Потом вернула мне стрелу и угостила вином из бурдюка – добрым вином, густым и темным, вероятно из той же Испантии. Морщась от боли, Пагран пытался подтянуть свое тело к ближайшему дереву и опереться о него. Выпить ему не предложили. Фрелле не хватило капли-другой пролитой крови, чтобы потерять сознание. Вина она также не получила, хотя и смотрела с надеждой на спантийку, пока я чулком приматывал шину к ее раненой руке. Угостили только меня – за точный выстрел. Самый верный способ заслужить уважение спантийца – это ранить его. Таковы они все.

Кстати, о раненых. Джаррил еще не пришел в себя, и это было только к лучшему – пусть пока полежит в отключке. Оставшийся при своих не станет будить просадившего все, особенно если тот еще слишком молод, чтобы осознавать, чего лишился. Пика подобрала отрубленную кисть и умчалась в лес, как будто знала поблизости мастерскую по пришиванию рук, которая вот-вот откроется. Куда улетела птица, я не понял, во всяком случае в тот момент. Казалось, она просто исчезла. Сама спантийка пошла дальше по дороге, словно с ней ничего особенного не случилось, кроме царапины и испачканной в крови рубахи. Но кое-что все-таки случилось.

Встреча со спантийской воительницей изменила мою судьбу.

2 «Пчела и монета»

Тащить Фреллу и Паграна обратно в лагерь – то еще удовольствие. Паграну я вернул его глефу – опираться на нее, как на костыль. А Фреллу пришлось целую милю волочить на себе. Могло случиться и хуже, но Фрелла, по счастью, была «тощей что твоя жердь», как говорили солдаты. Мои учителя из Низшей школы наверняка загнобили бы меня за помощь этим двоим. Ясно же, что после расправы на Белом тракте нашей не очень-то славной банде придет конец, а сбежавшим лучникам, братцу с сестренкой, плевать на остальных. Они приберут к рукам все, что у нас еще осталось, и отправятся на поиски новых приключений.

А оставались у меня только скрипка, отличный шлем, который я рассчитывал продать, и фляга гальтского виски. Я не сильно переживал из-за шлема, да и огненной воды едва хватило бы, чтобы промочить горло, но скрипка кое-что для меня значила. И рад бы сказать, что она досталась мне от деда или что-нибудь еще в том же духе, но мой дед был угрюмым шахтером и мог сыграть только на собственной заднице после миски бобов с капустой. Эту скрипку я украл. Свалил вместе с ней, пока мой приятель доказывал музыкантам в трактире, что они не попадают в тональность. Между нами говоря, они попадали, но, черт меня побери, скрипка была чертовски хороша. Настолько, что я заплатил приятелю половину ее стоимости и не стал продавать. А теперь она, скорее всего, потеряна. Эти двое засранцев убежали с ней так далеко, что я вряд ли успею их догнать, прежде чем они сбагрят ее за бесценок.

Кадот был первым городком к западу от Сиротского леса и последним в собственно Холте, до того как попадаешь в еще более мрачные леса и просторные плоскогорья Холта северного. О размерах таких поселений можно судить по тому, сколько там стоит храмов, посвященных разным богам, и по величине этих храмов. К примеру, в деревне с единственной улицей, таким же одиноким трактиром, а на деле – просто задворками дома какого-то здешнего толстопуза и одним полудохлым волом, на котором по очереди вспахивает землю вся община, наверняка найдется церковь Всебога. Без крыши, с бревнами вместо сидений перед алтарем с сальными свечами и нишей, в которой по праздникам устанавливают статуэтки других богов – смотря по тому, чей это будет праздник. Вырезают эти статуэтки из ясеня или орешника, наделяя богинь пышной грудью, а богам оставляя безобидные катышки. Исключением является Харос, которому даруют причиндалы матерого самца-оленя, потому что всем известно, как ретиво он трахает луну и той приходится прятаться за холмами, чтобы немного передохнуть.

Селения чуть покрупней, где есть даже девки, не занятые одновременно пивоварением и штопкой рубах, должны иметь не только церковь Всебога с соломенной крышей и бронзовым диском, вставленным в свинцовый или чугунный квадрат. Там отыщется и настоящий храм для поклонения какому-нибудь местночтимому богу, который, по мнению прихожан, меньше других гадит на воздетые к нему, исполненные надежды лица.