Вор черной масти - [65]

- Ваши поступки! - коротко бросил Соколов.

- И чем же они вас так смущают? Я бузу не поднимаю, хлопот со мной у администрации тюрьмы нет. Я - примерный арестант!

- Я имею ввиду не ваше сегодняшнее заключение, - возразил Соколов. - Ваши поступки до заключения.

- Хм! - я не знал, что сказать. - Спрашивайте, если смогу, то отвечу.

Соколов сложил руки на стол и произнес, глядя на меня:

- Гражданин Рабер, вы - особо опасный вор-рецидивист с большим стажем, огромным опытом в жизни. Объясните мне, за что вы убили Филимона Киреева и Валентина Новоду?

Речь шла о налетчиках, пытавшихся ограбить Клавдию.

- За что? - удивился я. - Они напали на меня и пытались ограбить. Напали, вооруженные ножами. На вора нельзя поднимать руку, а они подняли. Я всего лишь защищался, гражданин начальник! В деле об этом указано.

- Я читал ваши показания, - подтвердил Соколов. - Филимон Киреев и Валентин Новода были два мелких жулика, участники многочисленных грабежей и драк. После их убийства, мне порассказали о них много интересного. По ним давно плакала тюрьма, а по-моему меньше расстрела они не заслуживали. Допустим. В убийстве старшего лейтенанта внутренних войск у вас тот же мотив: самозащита. Тем более мы знаем, что в вас убитый тоже стрелял.

Соколов, произнеся это ни изменился в лице.

- Но мы получили характеристику на убитого вами старшего лейтенанта Фомичева, которая не делает ему чести. Он характеризуется как человек, проявляющий ненужную и неумеренную жестокость по отношению к заключенным. Начальство лагеря, в котором он служил, попыталось избавиться от него, заподозрив в патологическом садизме...

Я уже успел связать эти два эпизода и понял, куда клонил Соколов.

- Два негодяя-бандита, негодяй-ВВешник! Гражданин Рабер, у вас самого не складывается впечатление, что вы занимаетесь уничтожением людей, которые совершают тяжкие преступления против народных масс? Вы ведете себя прямо как Робин Гуд, какой-то!

- Нет, гражданин начальник, увольте! Как меня можно сравнивать с Робин Гудом? - невольно засмеялся я.

- Можно, - Соколов остался серьезен. - И я приведу вам доказательства! Объясните мне, зачем вам понадобилось угонять машину с продуктами, чтобы передать их в детский дом?!

Я хорошо знал, что детский дом в моих показаниях нигде не фигурировал. Наоборот, продукты были мной "проданы".

- Первый раз слышу, гражданин начальник! - отозвался я, несколько озабоченный тем, что на свет всплыли ненужные мне в деле факты.

- Вы не хотите в этом признаться? - голос Соколова слегка дрогнул. - Но почему?

- Это мое дело! - ответил я. - Какая вам разница?

- Я сам бывший детдомовец! - вдруг выпалил Соколов. - Вырос здесь! Именно поэтому, я хочу знать это! Не для протокола, для себя лично! В краже продуктов и угоне автомашины для вас не было никакой выгоды, но срок за это вам грозил не меньше "червонца". Почему, гражданин Рабер? Ответьте мне!

- Сказать вам правду?

- Конечно!

- Так вот! Я не знаю, - ответил я.

- Может быть, Михаил Аркадьевич, вы ищите успокоения за тяжесть свершенного, которая давит на вас? - предположил Соколов.

- Да, наверное, - подтвердил я и спросил: - Вы не арестовали воспитателя Аксинью и сторожа детского дома?

- Нет, - ответил опер. - Зачем? Они тут не при чем. Тем более вы во всем сознались и вина ваша доказана.

Я с облегчением вздохнул. Мне не хотелось ломать жизнь тем хорошим людям. Соколову видимо тоже.

Соколов некоторое время молчал, потом сказал:

- Михаил Аркадьевич, хочу вас предостеречь. Из Иркутска в Читинскую тюрьму привезли трех ссученых воров-сифилитиков. Ломать вас хотят. Трюмить[57].

Сказанная Соколовым новость была для меня как ушат холодной воды! Что такое трюмиловка я уже хорошо знал по рассказам зэка в Боргаге, от Волосникова, от "Ивана" дяди Васи. Но Соколов ошибся. Это не трюмиловка, это хуже смерти. Это в падлу! Сделать из авторитетного вора шкварного сифилитика, что может быть страшнее?

- Вот псы позорные! - не удержался я от ругательства.

Соколов сделал рукой жест и полез в карман. При этом заговорил:

- Дети помнят добро. В детском доме, один из ребятишек подошел ко мне и попросил меня передать вам одну вещь. Он сказал, что это вам понадобится. Вот она!

Произнеся это Соколов положил на стол, разделяющий нас, самодельную заточку с обмоткой рукояти из бельевой веревки. Я взял заточку, осмотрел ее и быстро сунул за голенище сапога. Железо, из которого она была сделана, явно принадлежало к добротной инструментальной стали, заточка была острой как бритва.

- Кто-то в камере забыл, а я нечаянно нашел, - произнес я как ни в чем не бывало. - Спасибо, гражданин начальник!

- Не могу хвалить вас как злостного нарушителя законодательства, - сказал на прощание Соколов, поднимаясь. - Но быть вашим судьей мне было бы очень затруднительно.

Руки мне Соколов на прощание не подал, хотя было заметно, что он хотел это сделать. Но он понимал, что его руку я не приму: для вора черной масти это было большое западло.

Так мы расстались и больше Соколова я никогда не встречал.

--------------------------------------