Вор черной масти - [36]

- Высший бал тебе. Держишься правильно. Пожалуй, я тебе совершенно не нужна, как инструктор, Наум.

- Ты, что ты, Маша, - отозвался я польщенный ее оценкой. - Без тебя мне будет неуютно.

Мир не без добрых людей, особенно в это лихое время. Не успели мы сесть за стол и пропустить по пару стаканчиков, добытой мной из под прилавка водки, в дверь раздался требовательный стук.

- Кого это принесла нелегкая? - вопросила Мария, тревожно посматривая на меня.

- Соседка за солью пришла! - ответил я, внутренне напрягаясь.

Я быстро сунул финку в голенище сапога, успев заметить, как Мария извлекла свой табельный ТТ и передернула затвор, досылая патрон в патронник.

- Будь осторожен, - предупредила она, когда я пошел открывать дверь.

Это была не соседка. На пороге стоял молодой милиционер в звании старшего лейтенанта.

- Чем обязан высокому начальству? - уточнил я.

- Проверка паспортного режима! - отозвался старлей. - Предъявите ваши документы! Откуда прибыли? Кто еще тут проживает?

- Это, пожалуйста, гражданин начальник. Это мы мигом, - переключаясь на блатную манеру разговора и пропуская представителя власти в квартиру, ответил я. - Только извините за назойливость, светаните ваши документики, а то урки в конец совсем оборзели, в шмутки мусорские рядятся, на человеков шухер напрасный наводят.

- Да как ты смеешь? - возмутился старлей, видимо еще не привыкший к такому обращению. Но потом, чуть подумав, не стал со мной спорить и нехотя показал раскрытое удостоверение:

- Оперуполномоченный по городу Чите, старший лейтенант Соколов!

Я ушел в комнату и вынес документы, которыми нас с Марией снабдил майор Волосников.

- Все чин чинарём, гражданин начальничек! - пел я елейным голосом, пока оперуполномоченный просматривал наши бумаги. - На свободе нахожусь по чистой амнистии, моя супружница, значит, тоже. Вы не думайте ничего плохого, завязали мы, я на работенку непыльную уже устроился... Так, что мы граждане законопослушные и что бы обидеть кого, нет, боже упаси!

Старлей просмотрел документы, вернул их мне:

- На воинский учет встать надо! - заметил он.

- Так у меня белый билет! - напомнил я. - Язва. Пить доктора запретили. Не злоупотребляю, как есть балакаю[4].

Я говорил тихим голосом придавая ему оттенок горького сожаления. Но перед приходом старлея, я успел дважды приложиться к стакану и свежий запах спиртного, он, конечно, почувствовал. Посмотрев на меня, как на врага народа, милиционер, вернул мои документы и недовольно покачивая головой, ушел.

07 июня 1949 года. 18 часов 48 минут по местному времени.

Конспиративная квартира МГБ город Чита.

***

- Миша, - сказала Мария, опуская глаза, когда я вошел в комнату. - Ты меня выслушай, только, пожалуйста, не кипятись, ладно?

- Я не хипишую, - ответил я, несколько встревоженный ее поведением. - Я, что, чем-то обидел тебя?

- Нет, не это.

- А что тогда?

Она запнулась, тщательно подыскивая нужные слова. Я терпеливо ждал.

- Майор Волосников просил тебе все рассказать, когда ты будешь готов. Он просил меня сообщить тебе, что ты...

- Что? - я начал терять терпение.

Она объяснила. Коротко. Резко. Зло. Как удар хлыстом:

- В первый день, когда я приехала, ты ел мясо. Жаркое. А мы с Волосниковым не ели. Это была человечина, Михаил! Ты ел человеческое мясо.

Услышав это, я сразу не понял, говорит ли она правду или шутит. Я всмотрелся в ее лицо, холодное, непроницательное, чужое. Она, скорее всего, не шутила. И еще потому, как у нее были закушены губы, было видно, что ей нелегко далось это объяснение.

Я нащупал за собой спинку стула, мягко приземлился на сидение и возвел глаза к потолку. Новость заставляла о многом задуматься. Я стал проклятым каннибалом, людоедом. Это шокировало, но я постарался взять себя в руки. Живо подумал о блокадном Ленинграде, в котором людоедство было не таким уж редким явлением. О лагерях ГУЛага, в которых тоже случались случаи людоедства. Этих людей, которые отрезали куски мяса от человеческих трупов, я еще мог понять. Потому, что сам знал, что такое постоянное изводящее чувство голода. Но зачем Волосникову понадобилось подсовывать мне в тарелку человечину?

Я закурил папиросу, лениво размышляя, и наблюдая, как голубой дымок рассевается в воздухе.

- Зачем это было нужно? - спросил я Марию, сам не ожидая, насколько спокойно прозвучит мой вопрос.

- Это тренировочное задание, - объяснила Мария. - Ты в порядке?

- Все в полном ажуре! - отмахнулся я, хотя в глубине души было муторно. - Что за тренировочное задание?

- Наш отдел тайно готовит несколько резидентов для работы в ИТЛ. Но все эти люди не имеют твоего уровня. Ты - очень ценный человек. Поэтому был взят расчет на твое обязательное выживание. Возможно, тебе придется бежать с лагеря. Зэки, особенно группа, когда подрываются в побег, берут с собой "корову"[5]. В тундре, тайге найти еду крайне сложно. Человек-корова никогда не знает, что его съедят, когда у беглецов кончаются запасы продовольствия. Поэтому было принято решение "приучить" тебя заранее к людоедству на тот случай, если ты окажешься в безвыходной ситуации. Все строилось на том, что ты сможешь не принять подобный путь к своему спасению. А ты обязан выжить во что бы то ни стало.