Вопреки искусству - [37]

Мы каждый день ужинаем вместе, я и дочь. Раз в неделю с нами ужинает мой отец. В такие дни я готовлю рыбу или мясо, но обязательно с картошкой. «Я только у вас и ем картошку», — говорит отец. «А разве ты не каждый день ужинаешь?» — спрашиваю я. «Нет», — отвечает он.

После ужина мы с отцом пьем в гостиной кофе и смотрим в окно на снующие по гавани лодки; проскользнув под мостом, они плывут прямо в море, к шхерам. «Какой прекрасный вид», — говорит отец. «Ты должен ужинать каждый день, — беспокоюсь я, — и еще ходить на прогулки. Это очень важно — чтобы ты ел и каждый день гулял, обязательно».

По воскресеньям мы ходим на футбольные матчи. Прямо рядом с домом престарелых, где живет отец, — футбольное поле. Я нажимаю на кнопку звонка внизу и нервничаю, потому что отец слишком долго копается, не желает спускаться по лестнице, а едет на лифте. Я нервничаю, потому что он стареет. Наконец он выходит, мы переходим улицу, покупаем билеты и поднимаемся на трибуну. Команда «Сандвикен» против «Стаебак». Финал, женская лига. «Сейчас и представить сложно, — рассказывает отец, — но когда я был в совете округа Сандвикен, то голосовал против женского футбола». Мы смеемся. Мы сидим на трибуне и смеемся. «Я вообще все время ошибался», — говорит отец.

По субботам я езжу в город за газетами. Я захожу в кафе, всегда в одно и то же, и сажусь на свое постоянное место возле окна. Из этого большого окна видно улицу Олава Кюрре, деревья в Городском парке и горы позади. Я делаю заказ, и официант приносит мне круассан и чашку кофе. Официант одет в черные брюки, черную рубашку и белый фартук. У него странный тонкий голос, от которого мне становится не по себе. Когда отказываешься от любви, можешь влюбиться в кого угодно.

Сейчас я в городе, должен купить кое-что по хозяйству; мешочки для пылесоса и средство от засоров в трубах, туалетные принадлежности и косметику, краску для волос и кремы, мыло и шампунь, бальзам и новый фен для волос. Дочке нужна новая одежда, я покупаю розовый пуховик и пару джинсов (она их потом поменяет), пару непромокаемых сапог (и их тоже поменяет), белые кроссовки, синие спортивные брюки «Найк» и серебряную сумку «Пума» с ремнем через плечо. Потом я захожу в книжный и беру датское издание «Метаморфоз» Овидия. Там же, в книжном, я нахожу всякий писательский инструментарий — ленту для пишущей машинки и копирку, две ручки, замазку и четыре блокнота. Новую книгу всегда сложно начинать. Я добавляю к покупкам стопку бумаги из пятисот листов, новые ножницы, два рулона липкой ленты, клей и несколько карандашей. Усевшись на велосипед, я качу домой — стараюсь ехать побыстрее, уже почти три часа, и я срезаю путь, еду по набережной Брюгген, мимо причалов, съезжаю на дорожку возле крепости Бергенхюс, а потом несусь мимо Бонтелабо и Шобудене. По брусчатке я взбираюсь в Старый Берген, оставляя позади деревянные домики и палисадники, поднимаюсь по склону к Высшей школе экономики. Сирень отцвела, жимолость, клематисы и розы тоже сбросили лепестки, на кустах рябины появились красные гроздья ягод. Природа меняется. Слезаю с велосипеда и остаток пути до Островной улицы качу его. Новую жизнь всегда сложно начинать. На повороте я срываю яблоко и замедляю шаг. Остановившись под большим буком у входа в школьный сад, я надкусываю яблоко. Отсюда виден наш дом, маленький домик на несколько семей с крылечком возле каждого входа. Порой я стою под деревом и не хочу идти дальше. Порой мне хочется, чтобы мы жили в другом месте и в другом доме, чтобы наша жизнь была совсем иной, но едва я поднимаюсь по дорожке и отпираю дверь, как меня охватывает безмерное счастье, что я — дома.