Воображаемый репортаж об одном американском поп-фестивале - [68]

Мы знаем, что собаки, в особенности суки, по натуре весьма любопытны. Любопытство Ники в это теплое весеннее воскресенье было обращено, по-видимому, прежде всего в прошлое, как будто она, перебегая от куста к кусту, от одного столба электропередачи к другому, от травинки к травинке, хотела подробно расспросить свой родной край о том, что изменилось или скорее что сохранилось от тех времен, когда она была здесь в последний раз. Неторопливо шагавший позади Йедеш-Молнар об руку с ослабевшей вдруг женой инженера, разумеется, не мог знать, отчего так, зигзагами, бегает Ники, что выискивает с таким волнением, останавливаясь чуть ли не на каждом шагу, снова пускаясь в путь и опять возвращаясь, но Эржебет Анча понимала каждое ее движение. Когда они вышли на помазское шоссе, собака сразу свернула налево и с лаем устремилась вдоль ряда вилл — она спешила, это было очевидно: однако через двадцать — тридцать шагов она опять притормозила бег, немного постояла в неуверенности посреди дороги, затем повернулась и, опустив хвост, побежала назад к хозяйке. Конечно же, она решила повидать первого своего хозяина, полковника в отставке, то место, где впервые ощенилась и первый раз в жизни кормила щенков своим молоком, но ее внезапно остановило какое-то далекое мрачное воспоминание, предмет которого она, вероятно, уже забыла, и только смутный страх, с ним связанный, вновь пробудился в ее мозгу и сердце. Она вернулась с пристыженным видом.

Йедеш-Молнар, конечно, не понял и того, почему задрожала рука его спутницы, когда они подошли к остановке помазского автобуса и собака перебежала вдруг через дорогу, к табличке с расписанием, а там, возбужденно принюхиваясь, обследовала столб и утоптанный вокруг него дерн. Она задержалась здесь на добрых пять минут, и жена инженера, опираясь на руку друга, прошла было вперед, но потом остановилась, явно поджидая собаку. Дальше их путь лежал мимо чьего-то сада, где за забором на равном расстоянии друг от друга высились три огромных тополя. То были красивые старые деревья, они возносились к солнцу своей гигантской статью и, словно три надежных стража природы, охраняли притаившийся позади них маленький крестьянский домишко, что лишь тремя окошками проступал среди живой изгороди жасмина и сирени. Эржебет Анча еще не забыла, как любила смотреть на вековые деревья в те давно минувшие дни; маленькие ласточки, словно тысячи бабочек, трепетали на ветру вокруг их стволов, навевая приятные мысли о мужественности и легком парении. Но почему собака остановилась под ними, а потом с яростным лаем принялась прыгать вокруг стволов, словно собираясь залезть на них? Не сразу вспомнила Эржебет ту давнюю лунную июльскую ночь, когда ее муж пришел сюда, к тополям, с одолженным у кого-то духовым ружьем, чтобы выследить сов: на одном из деревьев поселилось совиное семейство и по ночам упорно будило жителей окрестных домов невыносимыми воплями и стонами. Ники облаивала сейчас в листве тополей никогда не покидавшее ее воспоминание о той веселой охоте. Но семейство сов перебралось, по-видимому, в другое место, а может, и сгинуло вовсе. Собака обнюхала последнее дерево, затем оглянулась на жену инженера, на глазах у которой появились невольные слезы, и, покрутив хвостом, весело побежала вперед.

Это был прекрасный день, полный радостных воспоминаний. Сразу за усадьбой с тремя тополями вправо от шоссе сворачивает тропинка; еще один деревянный мосток перекинут здесь через ручей, который мы уже переходили однажды, а теперь перейдем опять. С той стороны берег ручья более пологий, и его русло расширяется разливом, так что вода сохраняется даже в жаркие летние дни, и большая или меньшая стайка гусей или уток постоянно тренирует здесь плавательные свои перепонки и быстрые клювы. Всякий раз, как пути-дороги приводили сюда Ники, она еще с той, более высокой стороны, прыгала в воду, повергая в забавную панику мирно плескавшихся уток, гусей: отчаянно хлопая крыльями, как если бы в невинно-белом облике Ники среди них появился сам дьявол, крякая и гогоча в смертельном испуге, они шумно разлетались в стороны, подальше от преспокойно купавшейся собаки; их возмущенные, громкие сетования еще долго слышались на вершине холма, куда Ники взбегала за шесть — восемь минут по веселым петлям тропинки.

Отсюда, сверху, хорошо видна вся деревня; тулово ее растянулось в долине вдоль шоссейной дороги, а в конце узкое ответвление под прямым углом ведет прямо к футбольному полю, раскинувшемуся за околицей; дальше стоит лишь несколько хибарок цыганского поселения. Чистую красивую деревню со всех сторон окружают горы: со стороны Помаза, сразу за виллами, — крутые склоны Осойя, на другой стороне холмы пониже, покатее, они словно передают путника из рук в руки до самого Надькевея. И пешая тропа повторяет два главных порядка села; там, где она под прямым углом уходит к футбольному полю, стоит старинное, вымытое дождями распятие.

Когда у инженера еще было время и настроение ходить на прогулки, супруги Анча чаще всего выбирали эту дорогу. Вначале тропинка идет по самой кромке холма — хоть заглядывай в освещенные солнцем трубы стоящих в долине домов да в клювы пасущихся на огородах кур; потом становилось сразу просторнее; слева тропу обрамляют поля овса и пшеницы, справа подымается поросший кустарником бесплодный каменистый склон с невысокой акациевой рощей наверху. Летом в пестрые закатные часы, когда уж не встретишь даже гуляющих и в пурпурной тишине лишь изредка слышно сонное птичье чириканье, здесь человеку все же легче примириться с миром.