Воображаемое. Феноменологическая психология воображения - [22]

Итак, в образе объект предстает тем, что должно быть схвачено во множестве синтетических актов. В силу этого, а также поскольку его содержание остается темным для чувств фантомом, поскольку речь не идет ни о сущностях, ни о порождающих законах, а о некоем иррациональном качестве, кажется, что он является объектом наблюдения; с этой точки зрения образ намного ближе к восприятию, чем к понятию. Но в то же время образ ничего не сообщает, никогда не создает впечатления чего-то нового, никогда не раскрывает какую-то одну грань объекта. Он выдает его как единое целое. Никакого риска, никакого ожидания — только достоверность. Меня может обмануть мое восприятие, но не мой образ. Нашу установку в отношении объекта образа можно назвать «квазинаблюдением». Мы действительно находимся в установке наблюдения, но это такое наблюдение, которое ничему нас не учит. Если в образе я представляю страницу какой-нибудь книги, то нахожусь в установке читателя, я- смотрю на напечатанные строки. Но я не читаю. По сути, я даже не смотрю на них, ибо я уже знаю, что там написано.

Не покидая область чистой дескрипции, можно попытаться объяснить эту характерную особенность образа. В самом деле, в образе некоторое сознание дает себе некоторый объект. Объект, следовательно, коррелятивен некоему синтетическому акту, содержащему среди своих структур некоторое знание и некоторую «интенцию». Интенция — в центре сознания: именно она нацеливается на объект, то есть конституирует его как то, что он есть. Знание, неразрывно связанное с интенцией, уточняет, каков именно этот объект, синтетически добавляет к нему определения. Конституировать в себе некоторое сознание стола как образа, значит конституировать вместе с тем стол как объект некоего образного сознания. Следовательно, объект в образе появляется одновременно с сознанием, которым я его схватываю, и в точности определен этим сознанием: он не содержит в себе ничего сверх того, что мною сознается; и наоборот, всё, чем конституируется это мое сознание, находит свой коррелят в объекте. Мое знание есть не что иное, как знание об объекте, знание касательно объекта. В акте сознания репрезентативный элемент и элемент знания связаны в один синтетический акт. Следовательно, коррелятивный этому акту объект конституируется одновременно и как конкретный, чувственный объект, и как объект знания. Отсюда вытекает то парадоксальное следствие, что объект представляется нам сразу и извне, и изнутри. Извне, поскольку мы его наблюдаем; изнутри, поскольку это в нем мы воспринимаем то, что он собой представляет. Вот почему крайне скудные и ущербные образы, сведенные к нескольким пространственным определениям, могут обладать для меня богатым и глубоким смыслом. И этот смысл явен, дан непосредственно, в этих чертах, дан так, что расшифровывать его не нужно. Вот почему, кроме того, мир образов — это мир, где ничего не случается. Я вполне могу по своей прихоти заставить в образе двигаться тот или иной объект, заставить куб повернуться, растение — вырасти, коня — пуститься вскачь, и никогда между объектом и сознанием не возникнет ни малейшего разрыва. Ничего удивительного тут нет, ведь движущийся объект — неживой, он никогда не предшествует интенции. Но он не является и инертным, пассивным, «приводимым в действие» извне, как марионетка: сознание никогда не предшествует объекту, интенция раскрывается для себя самой в то самое время, когда она реализуется, в ходе этой реализации и посредством нее.[13]

Глава 4. Третья характеристика: образное сознание полагает свой объект как некое небытие

Всякое сознание есть сознание чего-либо (de quelque chose). Неотрефлексированное сознание нацеливается на объекты, инородные сознанию; к примеру, образное сознание дерева нацелено на дерево, то есть на тело, которое по природе является внешним сознанию; оно выходит за свои пределы, трансцендирует себя.

Если мы хотим описать это сознание, нам, как мы видели, нужно произвести в себе новое сознание, которое мы называем «отрефлексированным». Ибо первое целиком и полностью есть сознание дерева. Тем не менее следует иметь в виду, что всякое сознание является сплошным сознанием. Например, если бы образное сознание дерева являлось сознательным только в качестве объекта рефлексии, получалось бы, что в неотрефлексированном состоянии оно не сознавало самое себя, что является противоречием. Все еще не имея никакого другого объекта, кроме дерева в образе, и само, будучи лишь объектом для рефлексии, оно должно, следовательно, заключать в себе некоторое сознание себя самого. Мы будем говорить, что в отношении самого себя оно обладает имманентным и не-те-тическим сознанием. Заниматься описанием этого нететиче-ского сознания — не наше дело. Но очевидно, что наше описание образного сознания было бы весьма неполным, если бы мы не постарались узнать:

— во-первых, как неотрефлексированное сознание полагает свой объект;

— во-вторых, как это сознание является самому себе в нететическом сознании, сопровождающем полагание объекта.

Трансцендентное сознание дерева в образе полагает дерево. Но оно полагает его