Воля небес - [15]

– Три дня? – Басарга подумал, глядя, как счастливый Егорка шустро скользит по веревочной лестнице вниз.

Интересно, он чей? Мирославы, Матрены? Неведомой софонинской паломницы али просто кого-то из местных смердов?

– Боярин!

– Три дня? – очнулся от задумчивости подьячий. – Три дня не страшно. Заканчивай.

– Благодарю, господин.

– Матрену-книжницу не видел? Счету и письму учит.

– Вроде как в Корбалу отлучилась. Лавка там у нее, от монастыря недалеко.

– Я прошел, прошел! – бегом домчался до датчанина Егорка прыгнул на него и обнял на уровне пояса.

– Молодец! – похлопал мальчонку по спине Роде. – Теперь меч и усы носить имеешь полное право. Ибо – мужик! А еще раз сможешь?

– Смогу! – Егорка отпустил датчанина и снова помчался к вантам, расталкивая других мальчишек.

Басарга хотел было спросить, почему на вантах тренируется одна малышня, но передумал. Сказал же датчанин, что для подростков одни занятия, сложные, а для детей малых – другие. Может статься, на уроке слова Божьего они сейчас сидят или пищали разбирают, сабли точат – кто знает? Сам же хотел как можно большему «сирот» научить. Вот они и учатся.

Оставив Роде заниматься с детьми, подьячий вернулся в усадьбу. Велел позвать старосту. Боярин хотел приказать оседлать лошадь, чтобы обернуться в Корбалу – но Тумрум, выскочив на крыльцо, радостно крикнул:

– Протоплена баня, батюшка! Извольте париться! Вот, и квасок с ледника аккурат туда несу. Пенистый, с хреном и мятой!

– Ну наконец-то! – кивнул Басарга.

Как ни хотелось ему встретиться с Матреной еще раз, но помыться после долгого пути все-таки было нужно. И без того первую ночь грязным провел.

– Ты вот что, Тумрум… Коли Матрена-книжница появится, ко мне ее пришли. Забыл вчера несколько поручений ей дать.

Отчего староста принес в баню квас, а не мед или пиво, Басарга так и не понял. Может статься, день случился постным? На накрытом в предбаннике столе токмо копченая и соленая рыба, маринованные огурцы, моченые яблоки да курага с изюмом. Никакого мяса.

Впрочем, распарился подьячий всласть и без хмельного. Отогрелся, окатился, снова прогрелся до нутряного жара, выскочил наружу, с разбега нырнув в сугроб, побарахтался в нем, вернулся на верхний полок, парился, опять прогрелся, окатился теплой водой, вышел в предбанник отдохнуть…

– Привел я Матрену, боярин! – оказывается, здесь его поджидал староста. – На пути в приют холопы заприметили. Позвать?

– Зови, раз нашел, – сев за стол, подьячий накинул на чресла полотенце, придвинул ближе блюдо с копченым судаком.

– Давай, книжница, заходи! – приоткрыв дверь, кликнул женщину Тумрум.

– Звал, боярин? – бесшумно скользнув внутрь, низко поклонилась воспитательница, одетая во все тот же скромный кафтан и закутанная в пуховый платок.

– Звал, – кивнул ей Басарга, наливая себе квасу. – Видел я сегодня, чего датчанин мой на деревьях нагородил… Как он тебе? Учитель толковый или зря детей мучает? С прилежанием в приюте трудится али дурака валяет?

– Хваткий он, боярин. Старательный, – размеренно стала перечислять Матрена. – Коли морскому делу учить начал, так не словами обходится, а лестницы и веревки навязал, и первый же по ним бегает, правильное поведение указывая. Коли про звезды сказывает, так не в светелке днем, а ночью ясной на улицу детей выгоняет. И мечами с топорами мальчики теперь каждый день по часу машут. Раньше как было? Как приедут твои побратимы, так несколько дней все бегают, дерутся и стреляют. Уехали – и тишина. Токмо холопы время от времени сбираются да вместе с детьми «Готский кодекс» разучивают…

Староста закашлялся:

– Дык, работы в сезон много, боярин. А с палками поскакать и зимой можно.

– Тумрум лошадей каждую неделю дает, так в эти дни дети с утра до вечера в седле, – покосилась на старика женщина. – Летом, бывает, и в ночное ходят. Датчанин, сказывают, их до самой Двины водит, путает и заставляет по небу путь домой находить.

– Ишь, как за дело взялся, – покачал головой Басарга.

– Неугомонный, шило в заднице, – встрял в разговор Тумрум. – Вечно ему скучно, все не так, все переделать норовить… Дозволь уйти, боярин? Надобно дрова принять, мужики затоньские по оброку привезли.

– Ступай, – разрешил боярин.

Староста поклонился, хлопнул дверью.

– Значит, к месту Роде пришелся? – сделал вывод подьячий.

– Кто, кроме мужика настоящего, мужика воспитать сможет? – пожала плечами книжница. – Я умом, может статься, и понимаю, чего надобно. Да токмо мне ни на веревки детей не загнать, ни в поле с ними не подраться. Бабу слушать никто не станет.

– Ты зипун-то снимай, тут жарко.

– Прости, боярин, не могу, – покачала головой женщина. – На занятие с малышами опоздаю.

Как всегда, книжница была согласна на близость лишь по своему желанию.

– Значит, без датчанина в школе опять все завянет и поскучнеет? – не стал настаивать подьячий.

– Мужик во главу нужен. Да чтобы не по принуждению, а с интересом делом сим занимался.

– Понятно, – Басарга поднялся, обернулся полотенцем: – Может, кого посоветуешь?

– А нужно ли, боярин? – опустила глаза к полу женщина. – На что столько мудростей детям малым?

– Не скажи, – подойдя вплотную, прошептал ей подьячий. – Мир меняется, и люди мудрые в нем ужо куда выше храбрых ценятся. Разве стал бы я подьячим царским, кабы казначей белозерский меня хитростям учета податного не обучил? Ходил бы сейчас нищим десятником стрелецким, и мы бы даже и не встретились, верно.