«Воля Аллаха», или Абдул, Абдул и ещё Абдул - [3]

А жена не унимается. И разыгрывается ея душа чѣмъ дальше, тѣмъ больше. И вотъ однажды за обѣдомъ говоритъ она Мустафѣ:

— А вѣдь нашъ то старшій садовникъ каждый день мясо за обѣдомъ ѣстъ…

Уставилъ Мустафа глаза въ землю и говоритъ:

— На все воля Аллаха.

А про себя думаетъ:

— И что такое этотъ самый старшій садовникъ… Руки у него такія же, какъ у меня, и ноги, какъ у меня, и голова и ротъ такіе же, и родился онъ тѣмъ же самымъ способомъ, какъ я, а работаетъ онъ меньше моего, а за работу онъ получаетъ въ три и четыре раза больше.

Жена Мустафы пилитъ да пилитъ мужа каждый день:

— А хозяева наши ѣдятъ только жирное, да сладкое, да вкусное. Не для ѣды ѣдятъ, а для удовольствія. Не для того, чтобы насытиться, а чтобы облизываться.

Мустафа слушаетъ свою жену и еще больше съеживается. А та ему изо дня въ день свои мысли да соображенія выкладываетъ, то о ѣдѣ хозяйской, то о питьѣ, то объ одеждѣ, о пирахъ да пирушкахъ и о разныхъ угоіценіяхъ и другихъ удовольствіяхъ. И недѣли летятъ и мѣсяцы летятъ, а Хадиджа пилитъ да пилитъ. Да и самъ Мустафа все крѣпче да крѣпче думу думаетъ:

— А вѣдь и хозяева то наши устроены такимъ же самымъ способомъ, какъ и мы. И руки у нихъ такія самыя, какъ у насъ, только немного почище да поглаже, и рты такіе же, и глаза такіе же. Да и внутреннее устройство, надо полагать, такое же. Да и родятся тѣмъ же самымъ способомъ, какъ и мы. Вотъ только у нихъ кожа гладкая да блестящая, потому что они вовсе не работаютъ, а только то и дѣлаютъ, что удовольствіе получаютъ, а во всемъ прочемъ, какъ ихъ отъ насъ отличить? А впрочемъ, на все воля Аллаха.

Но чувствуетъ Мустафа, что внутри у него что то не то горитъ, не то чешется. Бѣгутъ недѣли и мѣсяцы, а въ душѣ у Мустафы все больше и больше неладно. Чувствуетъ онъ, что ему чего то недостаетъ и чего то хочется. А чего именно,— онъ и самъ не знаетъ. И работа выходитъ не въ работу, а по временамъ какъ будто и жизнь не въ жизнь. Однажды жена говоритъ Мустафѣ:

— Давай, Мустафа, заведемъ себѣ грядку и посѣемъ на ней свою собственную морковь, или какихъ нибудь другихъ овощей. Все же это будетъ наше собственное.

— Давай,— отвѣчаетъ Мустафа.

Пошелъ онъ къ старшему садовнику и сталъ просить у него объ отводѣ какого нибудь мѣстечка, гдѣ бы можно было грядку себѣ устроить. Садовникъ послалъ Мустафу къ управляющему. Долго Мустафа упирался,— просто-напросто боялся съ управляющимъ въ разговоръ вступать. Наконецъ не выдержалъ упрековъ и понуканій жены, пошелъ и сталъ просить управляющаго, котораго еще ни разу въ своей жизни ни о чемъ не просилъ.

— Хорошо,— сказалъ управляющій Мустафѣ,— за твое усердіе въ пользу хозяина даю тебѣ грядку земли. Только вотъ на какихъ условіяхъ: ты самъ ее копай, самъ за ней ухаживай, но смотри, дѣлай это не въ хозяйское время. И не забывай, что все твое — принадлежитъ твоему хозяину.

— Ты добрый,— отвѣчалъ Мустафа,— и за то спасибо. Какъ ни какъ, а все же надѣлилъ ты меня землею, чего давнымъ-давно просила моя душа. Все мое время, и руки, и ноги, и силы, и жизнь,— попрежнему пусть будутъ хозяйскія, только бы хоть грядка земли была моя. Съ нею не я самъ буду возиться, а моя жена.

— Дѣлаю это я тебѣ не въ примѣръ прочимъ рабочимъ, потому что вѣдь у насъ ихъ много: дай каждому по грядкѣ,— тогда и хозяину отъ всего имѣнія ничего не останется.

— Вѣрно,— сказалъ Мустафа, поблагодарилъ еще разъ управляющаго и пошелъ въ свою комнату съ великой радостью въ душѣ.

И завелась съ этихъ поръ у Мустафы своя собственная грядка на чужой землѣ. Завелись свои плоды — овощи. Завелось что-то свое собственное, не хозяйское. Чудно было Мустафѣ и непривычно не все отдавать хозяину, а кое-что и себѣ оставлять. Но скоро и онъ и жена его во вкусъ вошли. Однажды прибѣгаетъ Хадиджа съ радостью и издали еще кричитъ Мустафѣ:

— Мустафа, Мустафа, смотри,— мнѣ садовникова жена подарила чернаго цыпленка.

Подбѣжала Хадиджа къ Мустафѣ и визжитъ отъ радости:

— Вотъ и мы, вотъ и мы будемъ жить теперь по-человѣчьи: у насъ есть и земля, и домашній скотъ.

Подросъ черный цыплепокъ и вышла изъ него черная хохлатая курочка. Стала курица нести яички. Хадиджа каждый день безъ устали считаетъ — пересчитываетъ, сколько выйдетъ изъ этихъ яицъ новыхъ цыплятъ, и сколько тѣ нанесутъ яицъ, и сколько изъ тѣхъ яицъ выйдетъ еще новыхъ цыплятъ. Счастлива и довольна Хадиджа. Доволенъ и Мустафа, хотя попрежнему приговариваетъ, чуть не къ каждому слову:

— На все воля Аллаха.

Прошелъ мѣсяцъ, другой. Говоритъ Мустафѣ садовникъ:

— Слышалъ я, что нашъ хозяинъ свое имѣніе какому то пашѣ генералу продаетъ. И, сказываютъ, за очень хорошія деньги. Генералъ этотъ только что съ войны вернулся и денегъ много себѣ тамъ навоевалъ. А теперь говоритъ: «я за султана и за отечество кровь проливалъ,— такъ подходящее ли дѣло, чтобы у меня не было никакого помѣстья».

И правда, перешло помѣстье купца Истагфира-эффенди въ руки военнаго генерала Рустема-паши. Пріѣхалъ паша со всѣми своими чадами и домочадцами. Толстый, высокій, краснощекій, сердитый. Началъ съ того, что на управляющаго накричалъ, потомъ созвалъ всѣхъ усадебныхъ служителей и на нихъ накричалъ. Попало за что-то и садовнику, попало и Мустафѣ. Стоятъ служители толпой передъ генераломъ и сами хорошенько не знаютъ, за что на нихъ такая напасть. А паша кричитъ: