Волшебные дни - [28]

Скинем кое‑что на ушедшее время и на истлевшие общественные отношения, задумаемся о главном. Ведь правда! Правда! Пушкин и Толстой, отражая боль своего дня, не упускали из виду не только земную, но и высокую нужду души человеческой, — какое ж без этого искусство? Не будем и мы носом рыть землю. Не будем отделываться афоризмами о духе, кокетничать остроумием в тот момент, когда надо просто почувствовать душою что‑то серьезное, всем нам необходимое. Никуда душа не делась, чего ее искать? Она торопливей, чем раньше, но все та же. В ком она есть, так есть. Бессердечной болтовней «деревенщики» никогда не славились. Кто поймет, в чем их самое первое достоинство, — постарается сберечь это в себе и когда‑нибудь прекрасно напишет о «внутренней музыке» не растративших душу горожан. И обо всех нас вместе.

1981

МУДРОСТЬ КУЛЬТУРЫ

…Произведение растет из своей сердцевины. Ему, как всему живому, отпущен определенный срок вызревания; пока материал сочный, теплый, пока ваше чувство свежее— что‑то случится: возможны варианты, зачеркивания, новые ситуации, неожиданные речи героев. Еще мы разгадываем житейские коллизии, поведение героев, и нам не скучно. Но вот материал вянет, интерес к нему пропадает. А мы упираемся, не понимая, что час пик уже прошел, мы передержали тему в своем столе. Растягивать работу вредно. Доделывание произведения напоминает порою оживление уже засохшего органа. Торопитесь закончить, пока вами владеет чувство к своему дитяти. Если же вещь остановилась оттого, что вы задолбили ее однообразным отношением к материалу, заданностью, поищите противоречие, за него ухватитесь, и вам откроются новые ручейки сюжетности, новые сцены и гибкость человеческих характеров. Не внушайте себе заранее, что все кончится именно так, как вы наметили. Толстой никогда не знал, что произойдет в следующей главе. Мучения чаще всего связаны с нашим догматическим упрямством: пусть будет так, а не этак! А жизнь упирается по — своему.

Хочется пожелать молодым вечного смущения. Какого именно? Смущались ли вы своих произведений, когда на ваших глазах брал книгу в руки какой‑нибудь умный, образованный читатель? Думаю, что да. Это испытал всякий, кто понимает, что литературные труды должны нравиться. У писателей тоже есть актерское самолюбие. Умный читатель, может быть, где‑то далеко, но вы о нем думаете. Иногда бывает ужасно стыдно, если такой читатель листает при тебе твою книгу. Вдруг покажется, что строки твои ничего интересного, дельного человеку не сообщают. И в эту минуту воскресает забытое тобой во время работы понимание, что современный читатель культурен, его на мякине не проведешь, писать для него надо блестяще, заразительно, интеллигентно. А на кого мы почти всегда рассчитываем? На любителя детективов или на малограмотного?

Прошли те времена, когда каждую главу в романе надо было разжевать и читателю в рот положить. Люди не те. Нужна высокая культура. Надо жить и стараться догнать классиков хотя бы в культуре. Это не легко, но возможно. Культура — не в рассуждениях о чем‑то значительном. Великие мысли, философские обороты можно украдкой вставить в уста героев (без кавычек). Но если культуры настоящей нет, то скрытые эти цитаты лишь подчеркнут убогий авторский фон. Когда А. П. Чехов начинает свой рассказ «Дама с собачкой» (или «О любви»), с первых строк чувствуешь, что пишет очень культурный человек. Врожденная и воспитанная культура проявляется в мелочах, во всем, казалось бы, незначительном, что словом выражает писатель. Бескультурье

тоже заметно с первых строк. Так вот — будем (стар и млад) смущаться умных культурных читателей. Дело наше выиграет. Меня поразила однажды записка вдовы Л. Н. Толстого Софьи Андреевны. В старом журнале, кажется 1912 года, среди рассказов из народного быта, в которых самым большим достоинством была изумительная крестьянская речь, появилась записка графини Толстой. На меня повеяло чем‑то тонким, изящным — тем духом, который я всегда любил в письменной и устной речи, той культурой, которая в простых записках чувствуется еще сильнее, нежели в отделанных строчках писательских творений. Культура! Как она входит в нас? Благодаря чему? Некоторые читают книги запоем, все знают, а культуры в них никакой. Литература требует от писателя врожденной тонкости. Чтобы не разглагольствовать, приведу еще один пример, на сей раз процитирую. Вспоминаются мне письма Павла Егоровича Чехова своему великому сыну Антону. Они печатаются теперь в полном собрании сочинений писателя. Павел Егорович не писатель, купец, лавочник, но когда читаешь его письма, за душу берет его врожденная культура, которая к зрелым годам, а потом к старости развивалась в нем и благодаря художественным занятиям сына, и благодаря чтению канонических книг.

«Письмо твое я получил, которое написано на зеленом листочке. Рассуждения твои меня весьма утешают. Если бы такие соображения, в отношении нашего настоящего положения, были и во всех твоих братьях, что мы для вас пожертвовали всем своим состоянием, здоровьем, не имели ни одного дня покойного всю жизнь, заботились, трудились, все переносили, терпели, хлопотали, как бы вас лучше образовать, сделать умными, чтобы впоследствии вам легче нас было жить… Антоша! Мне передают, что будто ты и мамаша исхудали. Это отчего так? Сам же ты пишешь мне: папаша, мужайтесь и крепитесь, бодрствуйте и молитесь. Ну я так и делаю» (6