Волшебное сокровище - [7]

А их еще было немало. Гесэр покоряет царства Цзан, Мон, Тазиг и даже Китай. В западно-тибетской версии эпоса говорится о том, как смертельная эпидемия поразила китайцев и даже самого императора. Только Гесэр смог исцелить их, но в награду себе похитил китайскую принцессу и бесчисленные сокровища. Разгневанный император приказал бросить недавнего спасителя в яму с драконами, однако Гесэр превратился в муху и тем избежал гибели. Захватив добычу, он благополучно вернулся в Лин.

Вообще, способность его к превращениям безгранична. Он может стать лягушкой или вороном, старым монахом или мальчиком-пастухом. В борьбе с врагами своей страны великий герой вступает в поединки и даже большие кровопролитные сражения, но обычно стремится сохранить жизнь воинов и выполнить задачу самостоятельно, используя волшебный дар.

По сравнению с величественной Гесэриадой другие виды фольклора тибетцев не получили такого распространения. Известны народные песни, особенно бытовые и любовные[4]. В бесхитростном выражении своих чувств народные певцы достигали большой выразительности. Так, юноша жалуется, что никак не может вспомнить облик своего старого учителя-ламы, поскольку как только он закрывает глаза для медитации, все остальные видения заслоняет лицо его возлюбленной. Когда влюбленные вместе, то они сплетаются как две пряди шерсти; но когда приходит разлука, то они — словно два камня, которые не соединяет ничто. А вот еще одно небольшое стихотворение, в котором связывается воедино красота зарождающегося истинного чувства с красотой родной земли:

В прекрасном нашем городе Лхасе

повсюду многоцветье

свежих цветов; так и в сердце моем

силу набрал бутон,

который вот-вот расцветет.

Образцы любовной лирики в лучших традициях народной поэзии создавал VI Далай-лама Цаньян Джамцо. Многие его стихи отнюдь не божественного содержания становились любимыми песнями тибетцев:

Белозубы, яснолики,

Стайкой девушки сидят,

И одна из них украдкой

На меня бросает взгляд.

Что касается сказок, то эта часть фольклора подверглась наибольшему воздействию со стороны индо-буддийской традиции. Сказочные сюжеты встречаются во многих письменных памятниках Тибета, но практически во всех случаях прослеживается их индийский первоисточник. По мнению специалистов, специально изучавших эту проблему, внедрение буддийской идеологии в народный сказочный мир являлось одним из действенных методов распространения Закона, причем большинство сочинений классического буддизма представляли собой развитие индийской фольклорной традиции. Поэтому для данного сборника мы отбирали сказки, записанные непосредственно у сказителей и лишь впоследствии подвергнутые литературной обработке. В этом случае даже заимствованный сюжет подвергался неизбежной местной переработке и, таким образом, становился уже фактом тибетского фольклора.

Наиболее характерный в этом плане пример — судьба популярного индийского памятника средневековой литературы «Двадцать пять рассказов Веталы» (т. е. Волшебного Мертвеца, в которого вселился дух). Достигнув Тибета, цикл принял форму рассказов Роланга (буквальный перевод с тибетского: «встающий (оживающий) труп»). Заметные отличия от индийского источника прослеживаются и в двух письменных сборниках, составленных в XI–XII вв. Но помимо них чрезвычайно большой популярностью пользуются изустные сказки, число которых намного больше письменных. Как считал известный тибетолог Ю.М. Парфионович, преобладающая часть изустных рассказов Роланга можно с полной уверенностью отнести к продукту самостоятельного устного творчества жителей заснеженной страны, поскольку фантастические события в сказках служат лишь фоном, на котором дано вполне реальное изображение различных сторон тибетской жизни.

Одно из немногих исключений из общего принципа отбора фольклорных произведений было сделано для легенды, открывающей сборник и повествующей о происхождении тибетцев от царя обезьян. Текст был переведен Б.И. Кузнецовым из сочинения сакьяского ламы Соднама Гьялцана «Светлое зерцало царских родословных» (XIV в.). Автохтонность данного сюжета сомнения не вызывает, поскольку кроме тибетцев он зафиксирован только у качинов, язык которых также относится к сино-тибетской языковой семье. Устойчивость сюжета доказывает еще одна популярная тибетская сказка («Золотая ваза и обезьяны»), в которой дети якобы превращаются в мартышек.

Часть сказок, включенных в сборник, записана выдающимся сибирским ученым Г.Н. Потаниным в ходе его путешествия по Центральной Азии. Главным информатором был лама из монастыря Дочжичжа (пров. Сычуань), а переводил сказки на русский язык через посредство монгольского член экспедиции Будда Габданович Рабданов, бурят из Забайкалья. Поэтому в текстах сказок много монгольских имен и названий. Мы намеренно сохранили эту особенность текстов, опубликованных еще в 1914 г., поскольку, на наш взгляд, в данном случайном обстоятельстве проявилась важная закономерность в культурном развитии региона — взаимопроникновение и взаимовлияние тибетской и монгольской мифологии и фольклора.

Несколько сказок записано в Ладаке — высокогорной области на северо-востоке Кашмира, населенной тибетцами. Существовавшее на здешних землях княжество играло важную роль в осуществлении контактов между Индией, Туркестаном и Тибетом. Ладаки подверглись наиболее сильному влиянию со стороны индийской культуры, что отразилось и на реалиях ладакских сказок. Некоторые из них представляют собой упрощенный вариант упоминавшихся выше рассказов Роланга. Но несмотря на утрату в ладакских версиях некоторых важных сюжетных линий, мы остановили выбор именно на них, поскольку все они впервые переводятся на русский язык.