Волшебное наследство - [3]
Матей закивал было, но тут же дернул правым плечом, давая понять, что он все-таки не со всем согласен. Куму Матею претило видеть все только в черном свете.
— Якуб вел себя дерзко, — благоразумно заметил он. — Держись он чуть потише, может, ничего плохого и не случилось бы.
— С чего это ему держаться потише! — взбеленился шапочник. — Он свое добро защищал.
— Говорят, ему вручили герцогскую расписку, — возразил Матей.
— Они их всюду суют, где награбят. Да только поди-ка обменяй ее на денежки, бумажку эту, — ворчал шапочник. — Получишь тумаков вместо дукатов и в темницу угодишь на хлеб и воду.
— Они все еще здесь, — послышался голос Вита, который забрался на баррикаду и пытался выглянуть в щелку между ставнями. — Боже милостивый! — воскликнул он в ужасе. — Папенька, они собираются дверь алебардами ломать.
Не успел он договорить, как раздались мощные удары топоров и треск расколотого дерева. Кум Матей и шапочник с сыном, затаив дыхание, прислушивались к страшным ударам, сотрясавшим дом. Масляный светильник чадил, и его дрожащее пламя окрашивало лица восковой желтизной. Они стояли молча, полуоткрыв рты — казалось, они боятся друг друга.
Первым пришел в себя шапочник Войтех. Даже при тусклом освещении стало видно, как побагровело от гнева его лицо.
— Что, ломать мою дверь топорами? — завопил он. — Портить мое имущество, врываться в мой дом как шайка разбойников? И это те, которые призваны стать нашими защитниками? Сейчас я с ними разделаюсь!
И шапочник скрылся в дверях, которые вели из мастерской в дом.
— Что он хочет делать? — пробормотал кум Матей. — Надеюсь, ничего безрассудного. Что он хочет предпринять против целого отряда головорезов?
— Не знаю, — ответил Вит дрожащим голосом. — Ах, крестный, мне страшно. Ведь нас тут всех поубивают.
— Да не убивать они пришли, — мрачно ответил Матей, — они грабить пришли. Только грабят они так основательно, что, кто знает, может, оно и лучше, если бы просто пристукнули.
— Ой, крестный, нет! — воскликнул мальчик и прильнул к тому, кто некогда держал его, младенца, при крещении на руках. — Что угодно, только не смерть. Ну, обчистят нас, так мы ведь снова работать будем и все наживем. А у мертвого, кроме ямы в земле, впереди ничего и нет.
Матей горестно насупил брови и сказал:
— Эх, мальчик, как у тебя все просто. Молодость хочет жить во что бы то ни стало. А вот поживешь с наше и узнаешь, что порой и жизнь хуже самой жуткой смерти бывает.
— Когда же это, крестный? — Во взволнованном голосе мальчика слышалось недоверие.
— Когда живешь в унижении и рабстве, — серьезно ответил Матей.
Пока крестный и крестник разговаривали, рейтары продолжали штурм. Дом сотрясался от ударов алебард, дерево трещало и скрежетало так, что ушам больно. Хотя двери сделаны были из самого лучшего дуба, который мог себе позволить приобрести зажиточный горожанин вроде шапочника Войтеха, уже в нескольких местах они поддались. Матей и Вит поняли это по крикам рейтаров, которые внезапно стали еще явственнее, и по сквозняку, от которого у них мороз пошел по коже.
Дернув правым плечом, кум Матей сказал:
— Не знаю, зачем понадобились эти баррикады. Только урону больше да бандитов еще пуще разъярили. Не следовало этого устраивать.
Возможно, он был и прав, но дело уже было сделано. В довершение его опасений в мастерскую ворвался шапочник Войтех с огромным мушкетом в руках.
— Спятил ты, сосед? Что задумал?
— Защищать то, что мне принадлежит, — ответил шапочник гневно. — В мою лавку вход открыт только честным купцам, а в воров я буду стрелять, будь они хоть трижды герцогские. Кто-то ведь должен подать остальным пример, кто-то ведь должен показать, что не у всех еще домских граждан кровь застыла в жилах.
— Я не позволю тебе сделать эту глупость, — заявил кум Матей. — Сила на их стороне. Ты один против десяти вооруженных молодчиков. Никому не поможешь, только себе навредишь. Это, сосед, ложный героизм, и время ты выбрал неподходящее.
Только Матей протянул руку, чтобы вырвать у шапочника мушкет, как двери не выдержали сокрушительного натиска четырех алебард и с грохотом упали на улицу. Теперь алебарды обрушились на баррикаду; налетчики принялись крушить ее, нанося удар за ударом. Трое осажденных, остолбенев, смотрели, как неудержимо ширится пролом в их укреплениях. В отверстии, которое почти сразу образовалось в нагромождении рухляди, блеснула первая каска. Этот блеск вновь разжег гнев шапочника. Он действовал так быстро, что Матей не успел ему помешать. Упершись мушкетом в край стола, Войтех опустился на колени и нажал курок.
Кремень высек искру, и прогремел выстрел; язык пламени и дым вырвались из его ствола; от удара, который в таком маленьком помещении прозвучал как пушечный залп, у всей троицы заложило уши и перехватило дыхание. Каска исчезла; следовало ожидать, что несчастье, от которого кум Матей хотел защитить пана Войтеха, уже неотвратимо.
— Бежим! — крикнул Матей, поняв, что случилось самое худшее из того, что могло случиться.
Схватив окаменевшего от ужаса Вита за руку, он потащил его за собой в дом. Дальнейшее произошло в считанные минуты. Остатки баррикады были разметаны рассвирепевшими рейтарами раньше, чем шапочник, оставшийся в одиночестве, смог прийти в себя и осознать, что же он, собственно говоря, натворил. Впрочем, если бы он и опомнился, то своего поста все равно бы не оставил. Здесь он защищал свое имущество и права и за них готов был умереть. Спотыкаясь об остатки разваленной баррикады, рейтары ввалились в дом, целясь алебардами и палашами в грудь шапочника. К счастью, никто из них не смог вовремя замахнуться для удара, потому что в царившей неразберихе они растерялись и только мешали друг другу. Позже, когда уже было где развернуться и представилась возможность разделаться с хозяином, вперед вырвался молодой офицер, возглавлявший отряд, и предотвратил расправу.
