Волшебная скрипка - [59]

— Что ж, поедем к «Медведю»? Я не хочу отказывать Куракину, — говорит Генрик жене.

— Но я с Куракиным незнакома, — защищается Иза.

— Это князь. Кавалергард его величества.

— Хорошо, только я с ним незнакома и не могу идти на его прием. Я незнакома и с мадемуазель Патти.

— Не все ли тебе равно? Ты же пойдешь со мною?

— Нет, я не пойду в этот ресторан.

— Так может быть разрешишь мне пойти одному?

— Пожалуйста. Однако я думаю, что ты должен быть со мной.

— Если так, то мне придется, что-нибудь выдумать, чтобы избавиться от приглашения.

— Композитор ты изобретательный, так может… — парирует Иза.

— В таком случае я признаю себя побежденным, — с улыбкой примирения говорит Генрик.

Воцаряется неловкая тишина.

— А что бы ты оказала, если бы мы поужинали дома в приятном обществе?

— Я не понимаю, кого ты хочешь пригласить?

— Кого-нибудь из товарищей. Нам будет веселее.

— Я не жалуюсь на скуку. Мне достаточно твоего общества.

— Мне тоже достаточно твоего, но может быть пригласить Модеста? — подсказывает муж, машинально теребя конец острой бородки.

— Кто такой этот Модест? Я его не знаю?

— А вот тот с серьгой в ухе, ведь ты с ним знакома!

— С серьгой? Мусоргский? Ты говоришь о нем?

— Может быть пригласим еще Балакирева?

Послушать Аделину Патти пришли все знакомые меломаны, — Венявскому все более нравится этот проект.

— Ее, пожалуй, ты не пригласишь, она же будет у «Медведя».

— Это было бы замечательно, если бы мы ее пригласили, а Куракина оставили с носом, — смеется скрипач, хотя его жена и не очень любит такие шутки.

— Оставь мадемуазель Патти и князя Куракина в покое. Они взрослые люди.

— Ну хорошо, моя дорогая. Я подчиняюсь тебе, как всегда. Твое желание было, есть и всегда будет приказом… — миролюбиво уступает Генрик.

На проспектах, на площадях, свирепствовал мороз, Нева скована толстым слоем льда, но в квартире солиста его императорского величества на Большой Морской — тепло и уютно. Свежий запах можжевельника встретил хозяев и гостей, которых привел с собой Венявский. Один из них — молодой Мусоргский с серьгой в ухе, второй — его друг, Николай Римский-Корсаков. Необыкновенно интересная пара. Лакей Гжесь — раздевая гостей в прихожей, с интересом присматривался к ним, хотя в Петербурге пришлось повидать немало господ в разных одеяниях и с разными обычаями.

Гжесь помог господам раздеться, снял с их ног калоши, зажег лампы и свечи. Хозяйка дома ввела гостей в столовую. Показалась высокая, полная финка — кухарка Фекла, обладательница таких светлых волос, что на первый взгляд она казалась седой. На ней белый фартук застегнутый под самой шеей. Со стороны можно было подумать: бочка, одетая в белое. Беседа между кухаркой и хозяйкой длилась недолго: Фекла еле-еле понимала по-русски, а Венявокая — ни слова по-фински. Все же они как-то понимали друг друга. Иногда Генрик играл роль переводчика.

В столовой на столе у буфета, гости увидели селедку в прованском масле, на фаянсовом блюде лежала крупная щука, фаршированная по-радзивилловски. На подносе — бутылка коньяку и рюмки. Хозяин пригласил гостей к столу. Выпитый коньяк вызывал желание попробовать селедочку, затем и фаршированную щуку. У двери стоял Гжесь, готовый бежать выполнять любое поручение госпожи. Хозяйка коньяку не пила, но щуку ела с аппетитом. Она пробовала говорить с гостями по-французски, но беседа не клеилась. Коньяк обошел по кругу несколько раз и только после того, как бутылка была полностью опорожнена, гость с серьгой в ухе и второй — с бородкой клинышком, уселись за стол и беседа несколько оживилась. Вначале беседа носила общий характер: о красоте Петербурга, об опере, о концертах, о «Севильском цирюльнике», об Аделине Патти…

— Ваш муж сегодня замечательно помог Патти очаровать слушателей, — просто и откровенно заметил гость с бородкой клинышком.

— Да ну их к черту, эти трели! — возмутился обладатель серьги.

— Вы что, не любите колоратуры? — удивился Венявский.

— Люблю, не люблю, но зачем это все. Ведь за деньги, которые собирает жирная Патти, могла бы петь и наша певица, при том никак не хуже…

— Все же это знаменитость, — успокаивал товарища Римский-Корсаков.

Гжесь, в белых перчатках на руках, поставил на стол зразы в сметане с гарниром.

Скрипач попросил гостей отведать это польское блюдо.

Гости взяли себе солидные порции, соблазнившись аппетитным запахом.

Гжесь не забывал наполнять стаканы и наблюдал за подачей других блюд. Гости кушали с видимым удовольствием. Только Мусоргский бросил мимоходом:

— Все у вac, Генрик Фадеевич, превосходно: коньяк, селедочка, щука, зразы, фазаны, вино и — прежде всего — женка. А вот квасу-то и нет.

— Какого хотите квасу? — спросил скрипач.

— Хлебного! А, впрочем, можно и клюквенного выпить.

Гжесь мигом принес бутылку хлебного квасу. Хотя гости поглотили изрядное количество стаканов чаю с лимоном и апельсинами, осталось еще место и для квасу.

Одна лишь Иза не попробовала квасу.

Первоначальная, довольно натянутая атмосфера исчезла. Разошедшийся Римский-Корсаков громким шепотом спрашивал хозяина:

— Почему не пошел на вечер к Куракину? Аделина будет недовольна, обидится…

— Да ведь, жена себя плохо чувствует.