Волшебная скрипка - [12]
А в это время в канцелярии дирижер отчитывает Генека.
— Ты почему не смотришь в ноты, а играешь черт знает что?
— Известно что. Я играл своего Крейцера! — объяснил черноволосый мальчик.
— Ученику на эстраде нельзя играть отсебятину!
— Извините, пожалуйста, но я хотел сыграть этот концерт по своему.
— Леон тоже играл, но точно по нотам.
— А я сам композитор и хочу играть только свои произведения, — с пафосом защищался Генек, чуть не плача.
— Еще ничего не умеешь, а уже занимаешься сногсшибательными несерьезными выдумками. Ты должен понять: настоящий музыкант точно придерживается текста произведения.
— Извините меня, пожалуйста, я больше не буду! — согласился Генек.
— Знай, что, если еще когда-нибудь опять начнешь при мне свои фокусы, я прерву концерт. Тебя освищут и высмеют.
Дядя Эдуард не был столь суровым, но и он спрашивал:
— Что тебе пришло в голову?
— Но ведь по тексту Крейцера моя партия лишена всякого эффекта, она прямо скучна. А я люблю играть то, что мне нравится, что меня вдохновляет, — горячо объясняет мальчик.
— Вот я напишу о сегодняшнем концерте и твоем поведении маме!
— Ну, что-ж, пожалуй все заметили, что я играю иначе, чем Лоренц и Рейне, а я этого и хотел, — оправдывался будущий виртуоз.
— Ты меня огорчил, еще больше будет огорчена мама.
— Милый дяденька, а вы ей об этом не пишите, — просил Генек.
— Постой, постой… помни, что я приеду за тобой, мы приглашены на завтрак к Россини.
— К Россини, к этому толстяку, что сидел рядом с вами?
— Да, к этому толстяку. Вот тебе этот луидорчик на пирожные, но с условием, что больше ты никогда себе таких шуток не позволишь. Играть надо то, что написано в нотах. Что было бы, если бы ты ошибся?
— Я никогда не ошибаюсь, — решительно сказал мальчик.
— Ну, как тут будешь говорить с таким самоуверенным мальчишкой!
Дядя Эдуард решил, что им надо заняться посерьезнее. Оставлять его на произвол судьбы нельзя. Он свернет себе шею на этих детских затеях,
Зато Жермена хвалила Генека:
— В зале около меня говорили, что у тебя большой талант.
— Неправда, но я тебе и так куплю пирожное с кремом.
— Если так, то не желаю твоего пирожного, — обиделась маленькая женщина.
— Ты мне аплодировала?
— Посмотри, какие у меня красные ладоши.
— Получишь за это пирожное с кремом. Мадам Вуаслен встретила свою дочку весьма неприязненно.
— Ты где была, что делала?
— Я была на концерте. Выступал Генек.
— Почему ты мне об этом ничего не сказала?
— Потому, что не знала, возьмет ли он меня с собой.
— И ты пошла на концерт в этом старом платье?
— Никто на мое платье не обращал внимания.
— Кто тебе так растрепал прическу? — ворчала мать.
— Но я ведь причесана.
— Боже мой, неужели пустили в зал такую неряху?
— Меня ввел Генек, а билетер еще нам поклонился.
— Поклонился, говоришь? Так вот же ложись на эту скамейку! — кричала разозленная мадам.
— Если вы, мама, будете меня бить, я убегу из дому.
— Ты как с матерью говоришь! Ложись, бродяжка!
Генек за стеной слышал, что происходило на кухне у любезной жирафы.
Вскоре ло всей квартире послышались звонкие удары. Жермена кричала, что есть силы.
Мальчик выбежал из своей комнаты и начал просить.
— Мадам Вуаслен, она же не виновата, не бейте ее.
— Убирайся вон, а то и ты получишь, — шипела жирафа. — Ты ее никуда с собой не таскай. Концерты не для нее. Это забава богачей, а не бедной девушки.
— Но ведь там ничего плохого с ней не случилось.
— Убирайся немедленно, марш в свою комнату.
Генек ушел к себе. Он не мог понять, за что мать наказала Жермену. Не переставая удивляться, Генек разложил свои книги, — вскоре должен прийти учитель-эмигрант на ежедневный урок. Из окон своей комнаты Генек смотрел на крыши города. Его взгляд устремился далеко, далеко — до самого монмартрского холма.
УЧИТЕЛЬ—ЭМИГРАНТ
— Слушай внимательно, как я произношу слова, и пиши их так, как слышишь.
Генек на минуту оторвал глаза от тетради.
И… видно было, что он не понял слов учителя.
Его взволновал концерт и домашняя сцена с мадам Вуаслен. Ему было трудно сосредоточиться. Слух у него идеальный и пану Куцю незачем так говорить…
Учитель-эмигрант, в свое время чиновник министерства финансов, взялся за педагогическую деятельность из-за куска хлеба. Генек теперь мало встречался с поляками. Дома, в консерватории, на улице — везде он слышит французский язык и этим языком пользуется постоянно. Если бы не эти уроки — три раза в неделю — он легко бы забыл родной язык. Уроки проходят однообразно. Иногда учитель приносит какую-нибудь книгу Немцевича, или Таньской-Гоффман и тогда тягостное однообразие нарушается. Эмигрант обещал познакомить Генека с выдающимися поляками. А пока что диктует трудную фразу. Учитель прервал диктант…
— Что же ты пишешь?
Генек смотрит на него с изумлением. Он не понимает, чего же от него хочет этот пан Куць.
— Ты же не разбираешься в основных вещах. Чему только учили тебя в твоем Люблине? Ты не различаешь сочетаний букв, которые произносятся как ж, ш…
Мальчик вопросительно смотрит, пытаясь понять, в чем его ошибка.
— Ничего, ничего… я тебя научу правильно говорить и писать по-польски. Язык — это сокровище каждого патриота… Прочитаешь к следующему уроку две страницы из этой книжки. Вот эти. Кроме того, я поведу тебя в польскую школу в Батиньоле, чтобы ты встретился с польскими детьми и поговорил с ними по польски.
Британские критики называли опубликованную в 2008 году «Дафну» самым ярким неоготическим романом со времен «Тринадцатой сказки». И если Диана Сеттерфилд лишь ассоциативно отсылала читателя к классике английской литературы XIX–XX веков, к произведениям сестер Бронте и Дафны Дюморье, то Жюстин Пикарди делает их своими главными героями, со всеми их навязчивыми идеями и страстями. Здесь Дафна Дюморье, покупая сомнительного происхождения рукописи у маниакального коллекционера, пишет биографию Бренуэлла Бронте — презренного и опозоренного брата прославленных Шарлотты и Эмили, а молодая выпускница Кембриджа, наша современница, собирая материал для диссертации по Дафне, начинает чувствовать себя героиней знаменитой «Ребекки».
Героя этой документальной повести Виктора Александровича Яхонтова (1881–1978) Великий Октябрь застал на посту заместителя военного министра Временного правительства России. Генерал Яхонтов не понял и не принял революции, но и не стал участвовать в борьбе «за белое дело». Он уехал за границу и в конце — концов осел в США. В результате мучительной переоценки ценностей он пришел к признанию великой правоты Октября. В. А. Яхонтов был одним из тех, кто нес американцам правду о Стране Советов. Несколько десятилетий отдал он делу улучшения американо-советских отношений на всех этапах их непростой истории.
Алексей Константинович Толстой (1817–1875) — классик русской литературы. Диапазон жанров, в которых писал А.К. Толстой, необычайно широк: от яркой сатиры («Козьма Прутков») до глубокой трагедии («Смерть Иоанна Грозного» и др.). Все произведения писателя отличает тонкий психологизм и занимательность повествования. Многие стихотворения А.К. Толстого были положены на музыку великими русскими композиторами.Третий том Собрания сочинений А.К. Толстого содержит художественную прозу и статьи.http://ruslit.traumlibrary.net.
Знаете ли вы, что великая Коко Шанель после войны вынуждена была 10 лет жить за границей, фактически в изгнании? Знает ли вы, что на родине ее обвиняли в «измене», «антисемитизме» и «сотрудничестве с немецкими оккупантами»? Говорят, она работала на гитлеровскую разведку как агент «Westminster» личный номер F-7124. Говорят, по заданию фюрера вела секретные переговоры с Черчиллем о сепаратном мире. Говорят, не просто дружила с Шелленбергом, а содержала после войны его семью до самой смерти лучшего разведчика III Рейха...Что во всех этих слухах правда, а что – клевета завистников и конкурентов? Неужели легендарная Коко Шанель и впрямь побывала «в постели с врагом», опустившись до «прислуживания нацистам»? Какие еще тайны скрывает ее судьба? И о чем она молчала до конца своих дней?Расследуя скандальные обвинения в адрес Великой Мадемуазель, эта книга проливает свет на самые темные, загадочные и запретные страницы ее биографии.
На необъятных просторах нашей социалистической родины — от тихоокеанских берегов до белорусских рубежей, от северных тундр до кавказских горных хребтов, в городах и селах, в кишлаках и аймаках, в аулах и на кочевых становищах, в красных чайханах и на базарах, на площадях и на полевых станах — всюду слагаются поэтические сказания и распеваются вдохновенные песни о Ленине и Сталине. Герои российских колхозных полей и казахских совхозных пастбищ, хлопководы жаркого Таджикистана и оленеводы холодного Саама, горные шорцы и степные калмыки, лезгины и чуваши, ямальские ненцы и тюрки, юраки и кабардинцы — все они поют о самом дорогом для себя: о советской власти и партии, о Ленине и Сталине, раскрепостивших их труд и открывших для них доступ к культурным и материальным ценностям.http://ruslit.traumlibrary.net.
Повесть о четырнадцатилетнем Василии Зуеве, который в середине XVIII века возглавил самостоятельный отряд, прошел по Оби через тундру к Ледовитому океану, изучил жизнь обитающих там народностей, описал эти места, исправил отдельные неточности географической карты.