— Какая прекрасная идея! — с энтузиазмом воскликнула миссис Ричмонд, и они улыбнулись, как люди, хорошо понимающие друг друга.
Миссис Ричмонд была для Мэгги кем-то вроде близкой родственницы. Ее мать и мать Люка вместе учились в школе, были лучшими подругами, потом подружками невесты друг у друга на свадьбах и, наконец, крестными матерями своих первенцев — Люка и Клэр. Поэтому, когда отец Клэр и Мэгги сбежал в Индию, как он выразился, «в поисках самого себя», оставив жену с двумя детьми без единого пенни, Барбара Ричмонд предложила лучшей подруге помощь. Мать Мэгги стала считаться домоправительницей у богатых Ричмондов, а после смерти отца Люка обеих женщин связывали скорее приятельские отношения, чем отношения хозяйки и прислуги.
Поэтому Мэгги выросла вместе с Люком. Для девочки Люк, который был на десять лет старше, являлся непререкаемым авторитетом. Он научил ее всему. Именно Люк показывал ей, как надо запускать воздушных змеев; обучая ее шахматной игре, он первым обратил внимание на выдающиеся математические способности Мэгги.
Люк в ее глазах был героем, и она обожала его с той поры, как помнила себя.
Часы, оставшиеся до возвращения молодого вдовца домой, пролетели незаметно. И Мэгги с миссис Ричмонд суетились, как хлопотливые наседки.
— Вам не кажется, что эта лавровая гирлянда висит немного высоко? — спрашивала Мэгги, перевешиваясь через дубовые перила лестницы с риском упасть, и поправляла благоухающие зеленые дуги.
— Ты права, — соглашалась миссис Барбара. — Но я думаю, что ему понравится. Он слишком долго не был здесь — дадим ему возможность вновь справить настоящее английское Рождество.
Неожиданно с улицы послышался визг шин автомобиля, тормозившего на покрытой гравием дорожке. Сбежав вниз по ступенькам, Мэгги выглянула в окно на лестничной площадке.
— Он приехал! — сказала она голосом громким от возбуждения. — Он дома!
Сверкающий темный автомобиль замер перед крыльцом большого старинного особняка, и Мэгги, сердце которой билось как сумасшедшее, поняла: во всем, что касается Люка, она совершенно безнадежна. Некоторые вещи, с грустью подумала она, просто никогда не меняются.
— На чем он приехал? — спросила неравнодушная к автомобилям миссис Ричмонд, поправляя перед зеркалом прическу.
— Кажется, это «бентли», большой темно-зеленый «бентли». Очень солидный.
Раньше он всегда приезжал на элегантном черном «порше», так хорошо соответствующем его имиджу преуспевающего финансиста. Но теперь ведь Люк стал семейным человеком…
— Я открою ему, — предложила она.
В тот момент, когда Мэгги достигла тяжелой дубовой двери, раздался требовательный звук старомодного колокольчика. За ним последовал настойчивый громкий стук, и она поспешила открыть дверь высокому мужчине, стоящему в вихре снежинок, словно грозный разбойник с большой дороги.
Нет, совсем не таким представлялось ей возвращение Люка домой. Мельком взглянув на нее, он прошел мимо, слишком занятый тем, чтобы защитить от густо валившего снега завернутого в одеяло ребенка, которого он прижимал к обтянутому черным свитером плечу. В этот момент малышка негодующе запищала.
— Черт возьми! Из одной снежной бури прилетели прямо в другую! — воскликнул он, улыбаясь своей обычной, отстраненной и несколько загадочной улыбкой, несмотря на это, способной тронуть самое черствое сердце. — Здравствуй, мама.
— Здравствуй, дорогой. — Барбара Ричмонд подставила ему щеку для поцелуя.
И только тогда серые глаза Люка переключились на Мэгги.
— Привет, Мэгги, — медленно протянул он своим глубоким, таким знакомым ей голосом, однако девушке показалось, что сейчас он звучал жестче, циничнее, а улыбка стала сдержаннее.
— Здравствуй, Люк, — прошептала она.
Разлука только усилила впечатление, которое он всегда на нее производил. Люк был высок, строен и атлетически сложен, с глазами цвета штормового моря и черными, как безлунное ночное небо волосами. Угловатые, высоко поднятые скулы и выступающий квадратный подбородок делали его похожим на средневекового рыцаря, случайно угодившего не в то столетие.
Из свертка, который он по-прежнему прижимал к плечу, опять послышался писк, и на губах Люка неожиданно для нее появилась обезоруживающая и самая нежная улыбка из всех, которые когда-либо видела Мэгги.
— А это Лори, — ласково сказал он, откидывая верх одеяла, из-под которого появилось пухлое личико восьмимесячного младенца. — Маленькая мисс Лори Ричмонд. Поздоровайся с бабушкой и Мэгги, дорогая.
— Здравствуй, Лори, — просияв, проворковала миссис Ричмонд, и два широко раскрытых серых глаза взглянули на нее с интересом.
Ребенок был абсолютной копией своего отца, отметила Мэгги, взглянув в дымчато-серые глаза невероятно похожие на глаза Люка, и на копну темных волос, уже закручивающихся в непослушные завитки.
— О, она такая замечательная, — непроизвольно вырвалось у Мэгги, и Люк бросил на нее тот быстрый, одобрительный, предназначавшийся только ей взгляд, от которого у нее встрепенулось сердце.
— Правда? — тихо спросил Люк, глядя на полное любопытства личико младенца.
— Может быть, мы перенесем ее в гостиную, — предложила миссис Ричмонд. — Там гораздо теплей.
