Волшебная шкатулка - [6]

— Ты, батя почисть сегодня сам, а то у нас с Костей времени нету, по делу надо спешить, — сказал Артемка.

Мы прошли площадь, свернули в переулок. Солнце было уже совсем низко. Еще немного, и оно скроется за зеленой крышей маслобойки.

Погружая босые ноги в мягкую, теплую пыль дороги, мы пристально смотрели вдаль.

— Ну что, далеко еще? — нетерпеливо спрашивал я.

— Дом вон он, да только не видать отсюда, раскрыты ставни или нет.

Спустя минуту Артемка сказал:

— Кажись, раскрыты… Так и есть, раскрыты. А ну, прибавь пару!

Мы перешли на рысь и вскоре очутились у дома Горбунова. Здесь, у ворот, остановились и выждали, когда поблизости не стало прохожих.

— Момент подходящий, — шепнул Артемка. Он открыл калитку и решительно вошел во двор. Я остановился у калитки. Мне хорошо были видны окна, выходящие на улицу, и Артемка, который стоял перед окном во дворе. Артемка оглянулся по сторонам, сплюнул, вынул из кармана губную гармошку и заиграл.

Белая занавеска заколебалась, сдвинулась, и в окне показалась молодая женщина. Сквозь глубокую лень, лежавшую на ее сытом чернобровом лице, проглянуло любопытство. Артемка еще немного поиграл, затем оторвал гармошку от губ, сплюнул и сказал:

— Тетенька, вы мне дайте копейку, так я вам и не то сыграю.

— А что ж ты сыграешь?

— Да хоть бы и краковяк!

— Ну, играй, — сказала она, — а копейку я потом дам.

Артемка значительно взглянул на меня (я стоял так, что женщина не видела меня), приложил гармошку к губам и опять заиграл.

От волнения у меня перехватило дыхание. Я быстро оглянулся, сделал три скачка к окну, выходящему на улицу, и только поднял руки, чтобы ухватиться за подоконник, как увидел, что из соседней улицы вышел мужчина и зашагал в нашу сторону. Я опустил руки и опять стал на прежнее место. Артемка взглянул на меня и поперхнулся.

— Разве ж это краковяк? — сказала женщина недоуменно. — Это даже и не поймешь, что такое.

— Нет, тетенька, краковяк! Вот ей-богу, краковяк! Что ж, я брехать буду?

— Ну ладно, играй что-нибудь другое.

Артемка снова сплюнул, вытер губы рукавом и сказал:

— Можно и другое.

Он поднял глаза к небу, как бы вспоминая, минутку подумал и опять заиграл. Женщина пренебрежительно фыркнула.

— Э, да ты больше ничего не умеешь! — сказала она и сделала движение, чтобы отойти от окна.

— Тетенька! — с отчаянием в голосе крикнул Артемка. — Подождите! За бога ради подождите! Я ж вам сейчас стишки расскажу!

На ее лице проглянуло любопытство.

— Ну, говори.

Артемка взглянул на меня, и в этом взгляде, исполненном недоумения, отчаяния и возмущения, я ясно прочел вопрос: «Да чего ж ты стоишь, трус несчастный?» Я не знал, как дать ему понять, что к дому приближается прохожий, и смотрел на своего приятеля молча и жалобно. Артемка порывисто вздохнул и часто затараторил:

Ну, так едет наш Иван

За кольцом на океан…

— Не хочу я тебя слушать, — сказала женщина и бросила к ногам Артемки копейку. — Бери и убирайся!

— Тетенька! — чуть не заплакал Артемка. — Да куда ж вы? Я ж вам сейчас такое покажу, что вы аж лопнете со смеху… Вот смотрите!..

Он сел на землю, пригнулся и большим пальцем ноги стал чесать у себя за ухом.

Женщина сначала смотрела с величайшим изумлением, затем упала грудью на подоконник и затряслась в неудержимом хохоте.

— Да ты что же, из цирка, что ли? — выговорила она, вытирая платочком выступившие от смеха слезы.

— Ага, тетенька, из цирка, — соврал Артемка не моргнув глазом. — Вот смотрите, как я умею! — И он пустился вприсядку, выкрикивая:

Эх, солдатска жизнь завяла:

Жалованья дают мало!

По три денежки на день

Куда хочешь, туда день:

И на шило, и на мыло,

И чтоб выпить на что было.

Гоп, гоп, гоп, гоп!

И чтоб выпить на что было.

Женщина громко смеялась. Артемка бешено кружился. Вокруг никого не было. Я поднялся на подоконник, влез в комнату и схватил со стола свою шкатулку. Но второпях я зацепил ногой за стул. Женщина оглянулась и пронзительно крикнула. Только что я успел вскочить на подоконник, как в дверях появился Горбунов Он был в форменных шароварах и в ночной сорочке: должно быть, отдыхал после обеда. С ревом выскочил он вслед за мною в окно и понесся по переулку.

Мы с Артемкой бежали быстро и, вероятно, скоро скрылись бы от Горбунова, но, на нашу беду, экипажи пересекли дорогу. Горбунов оказался вблизи нас. Я слышал около себя его прерывистое дыхание. Чувствуя, что мне не, уйти, я выпустил из рук шкатулку в расчете, что ее подхватит Артемка, и бросился под ноги Горбунову. Надзиратель с разбегу шлепнулся в пыль. В то же мгновение я услышал жалобный стон лопнувшей пружины.

Полицейский, ударившись головой о шкатулку, проломил ее. Я вскочил. Горбунов сидел на дороге, щупал голову руками и ошалело таращил глаза. Я схватил шкатулку.

Минуты через три мы с Артемкой уже сидели в подполье и напрасно старались пробудить в шкатулке жизнь: в ней все было неподвижно и немо.

Прощай, шкатулка!

Трое суток я почти не вылезал из подполья и все думал, как мне поправить шкатулку. Через ее проломанный бок были видны блестящие колесики, валики, пружинки. Я часами смотрел на таинственный механизм, стараясь разгадать его тайну. Перепробовал все винтики, гаечки и пружинки, но узнать, где случилась порча, не мог.