Волшебная книга судьбы - [37]

А потом настало то августовское утро: даже солнце казалось более лучистым, чем в другие дни. Директор лагеря собрал нас всех и объявил хорошую новость: сегодня забег по полосе препятствий. В лесу. А на это все были добровольцами. Нам повезло, и мы это знали: лесные полосы препятствий в то время нигде больше не существовали. Это была гордость лагеря, изюминка, то, ради чего дети съезжались сюда со всех концов страны. «Готовы к большому приключению? Тогда – начали!» – весело крикнул директор. Свора завопила от радости и бросилась к линии старта, которая находилась совсем неподалеку, возле столетнего дуба. «Счастливого пути!» – напутствовали повар и завхоз, по традиции проводившие нас до самой кромки леса. Клелия и Ингвар оказались прямо впереди меня. Случай: колонна составилась самопроизвольно. «Обожаю бегать по лесу!» – говорит Ингвар со своим чудовищным акцентом. Он чувствует себя тут непринужденнее, чем белка. Прыгает с ветки на ветку, огибает препятствия, закручивая свое бесконечное тело вокруг стволов. Можно подумать, что он резиновый. Время от времени оборачивается, чтобы проверить, поспеваю ли я за ним, но я не так проворен, как он, и пыхчу, когда приходится карабкаться по веревочной лесенке. В нескольких метрах над моей головой порхает Клелия, танцует среди листвы, презрительно поглядывает на меня свысока, а меня мотает из стороны в сторону, я больно стукаюсь о ствол и обдираю себе кожу. «Туда! И туда!» – кричит мне Ингвар, показывая жестами, за что ухватиться и как правильнее это сделать. Наконец, я достигаю сетки, на которой уже висят со смехом дети младше меня – как паучки в своей паутине. Клелия взвизгивает с напускным испугом и следит за тем, чтобы выглядеть как можно лучше – она влюблена в одного из инструкторов. Ингвар улыбается. Я пересчитываю свои ссадины. «Go, – говорит Ингвар, – еще не конец!» И акробатические трюки продолжаются, вплоть до бревенчатого моста, перекинутого через реку. Возбуждение достигает своего предела. Водовороты под нашими ногами тут и там закручиваются в шумные спирали. Ингвар поглаживает свое ухо: «Музззика, Альбер!» Вода поет, рычит, бормочет, то разбиваясь о берег, то оглушая себя в вихревом потоке, то стихая меж двух препятствий. Позади меня топают девчонки, оглушительно распевая какой-то припев. Я успеваю подумать, какое же это лето ласковое, невероятное, великолепное, но равновесие так хрупко – равновесие моста, жизни, – довольно всего доли секунды, чтобы все это рухнуло, развалилось на части, исчезло: зелень деревьев, серый цвет скал, синева воды… Мои ноги теряют опору, тело скользит, я пытаюсь за что-нибудь зацепиться, но руки хватают только пустоту. Господи, Ингвар!

Мост рушится, стряхнув с себя детей в реку, и оттуда вздымается безумный фонтан.

Странный пробел. Едва десять секунд.

Я оглушен, холод реки бьет меня по вискам, хватает за сердце. Я нахлебался воды, коснулся дна, но душит меня не страх, а тревога, я изо всех сил отталкиваюсь от илистого дна, и вот я на поверхности, справа от меня кричит мое имя Клелия, слева Ингвар, не кричит, у него закрыты глаза, скрюченные пальцы вцепились в камень, он борется с течением. Я в пяти-шести метрах от него, но чувствую его усилия, сосредоточенность и старание выжить лучше, чем если бы речь шла обо мне самом.

– Альбер, помоги! – истошно вопит Клелия.

Она хорошая пловчиха. Течение сильное, но она вполне способна сама с ним справиться. Многие дети уже выбрались на берег.

– Помоги мне, Альбер! – опять кричит Клелия. – Я водоворотов боюсь!

Мне хватило бы пяти взмахов, чтобы я добрался до Ингвара, одного посреди реки. Но мама просила меня оберегать Клелию.

Нырнув в ее сторону, я стараюсь лгать себе. Держись, Ингвар. Я исполню свой долг и вернусь за тобой. Ты сильный. Я здесь, broder.

Клелия на берегу и уже занята расчесыванием своих промокших волос. Крики инструкторов: Ингвар! Клокочущая, пустынная река. Я ныряю. Мои открытые глаза обжигает взбаламученной грязью. Кожу хлещут водоросли. Ингвар! Ингвар! Чья-то рука хватает меня за лодыжку. Это один из инструкторов, он взбешен.

– Вылезай из воды, Альбер!

Я отказываюсь, отбиваюсь, я не вернусь без Ингвара, ни за что, но инструктор сильнее и хватает меня за волосы: «Проклятье, Альбер, ты не считаешь, что нам и без того хватает неприятностей?»

Тело Ингвара нашли через две недели, в нескольких километрах оттуда – лицо опухло, руки-ноги вывернуты. Я узнал это из газет: мы вернулись домой в тот же самый день, когда разыгралась драма. Обвинили директора летнего лагеря, проектировщика моста и того, кто должен был содержать его в исправности, а также мэра и других. На фотографиях все они выглядели искренне сокрушенными. Меня никто не упоминал. Никто не показывал на меня пальцем. Я не существовал. Единственный свидетель моей слабости погиб. Ингвар погиб.

Жизнь продолжилась с того места, где я ее оставил, с начала лета. Я вошел в свою тюрьму.

– Здравствуй, дядя Альбер, – говорит Дан.

Он указывает на серебряный поднос, на котором кофейный сервиз, апельсиновый сок и печенье.

– Я взял на себя смелость попросить это. Налить тебе кофе?