Волшебная гайка - [47]
Голова у меня вращалась, как на шарнирах. Дистанция быстро сокращалась. Маневр фрицы выбрали точный. Я же сразу увидел, что они не дураки, с опытом.
— Юрка! — не выдержал я. — Видишь? Сзади!
— Вижу, — сказал он. И скомандовал: — В облачность! Только одновременно. Следи за мной. А там сразу в разные стороны. Из облаков вываливайся не круто. Стой, стой, пусть подойдут ближе. Так. Пошли!
Фрицы, наверное, решили, что мы предпочли удрать. Ведь сила и опыт были на их стороне. И двойное количественное преимущество.
В густом тумане, облепившем кабину, я заложил крутой правый вираж. Туман в облаке висел так плотно, что в нем тонули концы крыльев.
Сделав полный круг, я нырнул вниз. И выскочил точно над двумя «мессерами». Чуть выше их. В хвост. Метров за сто. Казалось, можно дотянуться рукой до вражеских стабилизаторов с черной фашистской свастикой. Это была та пара, что нагоняла нас сзади.
Почти не прицеливаясь, я нажал на гашетки. Что тут было прицеливаться? Я вдавил гашетки изо всей силы. Отдачей дробно затрясло кабину. Светящаяся трасса прошла между «мессерами».
Промахнуться в таком выгодном положении! С такой дистанции! Да и что же это со мной? Или в бою действительно, вовсе не то, что на полигоне?
«Мессера» отвалили друг от друга. Левый взял вверх, под облачность. Правый перевернулся через крыло. Я прошел над ними и оглянулся. Он беспомощно падал к воде. Без дымка. Целехонький. Неужели попал, не промазал? Может, я угодил в летчика?
Над катером крутил с двумя «мессерами» карусель Юрка. Я кинулся к нему на подмогу. И все оглядывался на того, падающего. Оглядывался, хотя отлично знал, что оглядываться нельзя. Все бывалые твердили нам, новичкам: сбитый тобой самолет чрезвычайно опасен тем, что он отвлекает твое внимание, притягивает к себе, размагничивает тебя. Ты победил, тебе хочется до конца насладиться победой, увидеть поверженного врага. Но ведь бой продолжается. А ты на секунду упустил инициативу, расслабился и… вполне спокойно можешь рухнуть сам вслед за сбитым тобой самолетом.
Я начисто забыл о том, что могу рухнуть сам. Я оглядывался. Я видел, как «мессершмитт» врезался в волны, шарахнув пенным взрывом воды. Я шел к Юрке, как завороженный. Никак не мог оторвать взгляда от того места, где упал фашист. Там уже ничего не было, а я все смотрел и смотрел. Забыв об опасности, о советах бывалых, о том, что где-то там, под облаками, бродит второй «мессер».
Эх и крепенько бы он мог мне врезать, тот, второй, если бы не удрал, увидев гибель напарника! Наверное, он решил, что я какой-нибудь первоклассный ас. А я летел, как слепой. Летел открытый, беззащитный, ошарашенный.
— Юрка! Юрка! Ты видел?
— Видел, — отозвался он. — С почином тебя, Витя!
— Как там у тебя, Юр? Иду к тебе.
— А! — выдохнул он. — Оборвались фрицы. Как твой нырнул, так они сразу в облака.
Пристроившись справа к Юрке, я утер потное лицо. У меня даже ноги разогрелись. Будто и с пола поддувать перестало. А губы сама собой распирала идиотская улыбка. Я прямо чувствовал, какая она у меня идиотская. Чувствовал и никак не мог унять ее, тянула рот до ушей.
— Двадцать третий, — буркнул Юрка, — ты за воздухом-то все-таки посматривай.
— Я посматриваю! — гаркнул я и, взмыв свечкой к облакам, всадил в них пулеметную очередь. Как салют. Салют самому себе, своей первой победе, своему приобщению.
От облаков я бросил машину к воде. Я на бреющем прошел над катером и покачал ему крыльями. И моряки на катере мне вслед махали автоматами, руками и шапками. Они, наверное, тоже решили, что я какой-нибудь прошедший всю войну, классический ас. Ведь не каждый день на твоих глазах с таким вот шиком сбивают фашистских стервятников.
Пустая обойма
Рыбалить друзья решили идти на зорьке. И подальше от села. Уговорились так: чуть начнет светать, Витяй стукнет к Сашку в окошко.
Но Витяй почему-то не стукнул. И Сашок проспал.
И оттого, что Витяй по какой-то непонятной причине не разбудил его, от настороженной, как ему показалось, тишины в избе на Сашка, когда он проснулся, нахлынула тревога. Суматошно вскочив, он хотел прежде всего бежать к Витяю, узнать, что случилось. Но бабушка не пустила, заставила сначала умыться и поесть.
На завтрак бабушка нажарила картошки с салом. Но не успел Сашок ополоснуть под рукомойником лицо и схватить вилку, как его тревожное предчувствие сбылось. Дверь из сеней без стука отворилась, и в избе появился полковник дед Яков со своей неизменной сучкастой палкой. Ручка у полковничьей палки была вырезана в форме собачьей головы с открытой пастью. А на выгоревшем зеленом кителе без погон не хватало двух пуговиц.
При виде полковника Сашок обмер. В горле у Сашка застряла картофелина. И нестерпимым жаром вспыхнули уши. Стрельнув глазами на бабушку, Сашок замигал и прижался к столу.
— Вот что, Анисья Киселева, — не замечая Сашка, обратился полковник к бабушке, — твой внук и его друг Виктор Пономарев у меня спиннинг стащили. Я доподлинно знаю, что они. Предупреждаю тебя, Анисья Киселева, и родителям их передай: сегодня же не вернут, хуже будет. Если они с таких лет по своим лупить начали, что из них дальше получится? Кого вы из них вырастить хотите? Воров? А я хочу, чтобы они людьми стали. Я для их же блага до города дойду, в милицию на них заявлю. Так и знай.
