Волонтер девяносто второго года - [34]

Этим колоколом били в набат, сзывая деревни на помощь друг другу, но сейчас он своим звоном звал к братской трапезе, забытой людьми со времен первых христиан.

Вначале были провозглашены два тоста: за короля и за нацию; потом подняли отдельный тост за жителей Варенна и всех тех, кто, считая их в опасности, поспешил к ним на помощь.

Софи почти не притрагивалась к еде, невзирая на мои ухаживания и настойчивые просьбы. За столом ее отец часто допускал грубые выпады против прекрасных господ, и она каждый раз опускала глаза; когда же отец выбранил их в последний раз, мне показалось, что на кончиках ее длинных темных ресниц блеснули слезинки.

После обеда музыканты, не перестававшие играть, пока длилась трапеза, тоже сели за стол.

Потом снова началось гулянье: жители нижнего города отправлялись в гости к жителям верхнего города, а обитатели верхнего города наведывались к согражданам в нижнем городе. Мы перешли мост через реку Эр. Образовалось два потока гуляющих: один поднимался вверх, другой устремлялся вниз. Площадь Великого Монарха была ярко освещена; столы на ней расставили кругом: свободными оставались только проходы на улицы и дверь в церковь, убранная, словно временный алтарь.

Кюре, истинный патриот, был избран в Национальное собрание и входил в число первых одиннадцати представителей духовенства, присоединившихся к третьему сословию во время разделения сословий; в его отсутствие церковную службу отправлял викарий.

Кстати, площадь Великого Монарха, ровная, засыпанная песком, в отличие от покатой и мощенной булыжником площади Латри, оказалась более подходящим местом для бала, чем та площадь, которой, ко всему прочему, придавало печальный вид соседство кладбища. Поэтому, наверное, три четверти городской молодежи собрались на площади Великого Монарха вокруг помоста с музыкантами, оставив площадь Латри в распоряжении любителей выпить и погулять на свежем воздухе. Сигнал к началу танцев подал веселый перезвон, раздавшийся с церковной колокольни; его подхватили десятка два скрипок, кларнетов и флейт, и тут же составились пары кадрили.

Я держал мою партнершу под руку; Софи, правда, попросила меня сразу после кадрили проводить ее домой: она плохо себя чувствовала и хотела вернуться к себе.

Танцевать я совершенно не умел и делал в искусстве хореографии первые шаги; но, направляемый Софи, я все-таки справился с кадрилью лучше, чем смел на то надеяться.

Впрочем, мне так понравилось это занятие, что я даже попытался отговорить Софи от желания идти домой; однако, сжав мою руку, она сказала: «Не настаивайте, мой милый Рене, пожалуйста» — и так грустно улыбнулась, что мне не осталось ничего другого, как смириться. Я подал ей руку, и мы пошли домой.

Метр Жербо узнал о происшествии на улице Монахинь и моем участии в нем. Разумеется, он восхищался тем уроком, который мы преподали прекрасным господам.

Софи, державшая меня под руку, слушала все, что он мне говорил, потупив глаза, ничем не выдавая своего одобрения или порицания, однако я чувствовал: слова отца приводят ее в дрожь.

Когда пришло время прощаться, я сказал:

— Мадемуазель, завтра я, по всей вероятности, уйду из города со своими товарищами раньше, нежели вы проснетесь. Поэтому разрешите мне проститься с вами сегодня вечером и сказать вам в присутствии метра Жербо о том, какое огромное счастье доставило мне знакомство с вами.

— А вы, господин Рене, верьте, что я уважаю вас как истинного друга и надеюсь любить как доброго брата.

— Прекрасно, дети мои, — рассмеялся папаша Жербо, — большего от вас пока не просят, поцелуйтесь и — до свидания.

Софи подставила мне свои щечки, и я коснулся их губами с чувством несказанного счастья. Я испытал то девственно-чистое ощущение первого поцелуя, что раз в жизни переживает даже мужчина.

Софи отправилась к себе в комнату. Я провожал ее глазами до тех пор, пока не закрылась дверь, но прежде чем прикрыть ее, она одарила меня последним взглядом и последней улыбкой.

— В сущности, она девушка хорошая, — заметил ее отец.

— Вы сказали хорошая, метр Жербо? Да она просто ангел!

— Ангелы редко попадаются на земле, мой милый, и когда ты почаще будешь встречаться с этими ангелами, сам узнаешь, что среди них немало дьяволов. Теперь слушай, — продолжал он, проведя меня в конец коридора и распахнув дверь, — вот твоя комната, не только на сегодняшнюю ночь, но и на все то время, что ты захочешь здесь пожить. Когда тебе надоест работать в одиночку, ты получишь у метра Жербо стол, кров и двадцать пять ливров в месяц. Я, чтоб мне на месте провалиться, так решил раз и навсегда, понял?

Я сжал руки доброго человека и от души его поблагодарил. Он настаивал, чтобы я вместе с ним вышел на улицу и пропустил стаканчик, как он говорил, во здравие нации; но я, сославшись на усталость и необходимость отдохнуть, ушел к себе в комнату.

Истинная причина этого, которую я утаил, заключалась в том, что мне было необходимо остаться одному. Я вошел в свою комнатку и заперся, словно боясь, что меня потревожат. Но такая опасность мне не угрожала; на веселом празднике до меня никому не было дела: как и я, все были заняты своими заботами, желаниями и надеждами.