Волокнистый камень - [11]

В этом даже сразу не разберешься. Может быть, большой тенистый парк посреди города или белые аккуратные домики с веселыми палисадниками в той улице, где расположены рудоуправление, музей, горком партии, способствуют такому впечатлению.

Бросается в глаза одно из наследий мрачного, неизжитого прошлого — район, в котором сохранились удивительные дома-карлики. Трудно представить себе, как живут в них люди. Кстати, их и домами не называют. Жители этого района говорят: «Я с Карловки… Живу в каюте».

Мне так и не удалось точно узнать, почему район зовут Карловкой: то ли по имени хозяйничавшего здесь когда-то управляющего Карла, то ли из-за «роста» этих домиков. Важно не это.

Важно то, что «каюты» заменяются теперь просторными домами. Асбест строится энергично. Появляются целые улицы комфортабельных многоэтажных домов. И близится время, когда Карловка совсем будет стерта с лица земли. Впрочем, следовало бы оставить две-три «каютки», как памятники недавней старины.

Если говорить о колорите города, то надо сказать несколько слов о седовато-зеленой пыли, лежащей на всем пути от вокзала до карьеров, на стволах деревьев, на листьях травы, на тротуарах…

Нового человека поражает в этом мирном и, в общем, очень тихом городке и неожиданная канонада. Позднее узнаешь, что это взрывы, доносящиеся с карьера. Там взрывают породу, чтоб добыть асбест.

Старожилы Асбеста привыкли к этим мелким особенностям своего города. Они не слышат канонады, не видят серо-зеленой пыли.

Они с гордостью показывают новую гостиницу, Дворец культуры, украшенный превосходными скульптурными группами, новые обогатительные фабрики и, наконец, гигантские асбестовые карьеры.

От центра города можно дойти за пятнадцать минут до ближайшего карьера. Он протянулся на два с половиной километра в длину, восемьсот метров в ширину и семьдесят метров в глубину.

Но, написав эти цифры, я должна тут же оговориться. Они, эти цифры, меняются и будут меняться. Ведь из трех карьеров, имеющихся в Асбесте, за год добывается семьсот тысяч тонн волокнистого камня. Для этого надо вынуть сорок миллионов тонн горной массы.

Шестьдесят пять экскаваторов стоят на широких террасах, которыми спускаются книзу карьеры. Врезаясь в неподатливые стенки, экскаваторы захватывают породу, бережно складывают ее в вагоны. Один за другим торопливо поднимаются на поверхность электрические поезда. Они повезут породу с асбестом на обогатительные фабрики. А оттуда каждый день уходят два поезда, полных очищенной белой пушистой кудельки.

Карьеры час за часом, день за днем, месяц за месяцем становятся длиннее, шире, глубже.

— Но мы пока сняли только верхнюю корочку… — любит говорить Константин Емельянович.

И это, пожалуй, верно. Геологи, работающие здесь систематически, установили, что разрозненные участки, принадлежавшие раньше отдельным хозяевам, составляют, оказывается, одну оплошную асбестовую залежь. Это — полоса длиной в четырнадцать километров, шириной в километр и глубиной в семьсот- восемьсот метров.

Так что семьдесят метров — это действительно всего лишь «верхняя корочка»!

На берегу карьера стоит домик. Он похож не то на большой фонарь, не то на маленький застекленный кораблик. Здесь — сердце карьера, его диспетчерская. Отсюда осуществляется управление всеми работами. И как бы ни увеличивались размеры карьера, диспетчер в маленьком застекленном кораблике так же спокойно и уверенно будет сидеть у своего пульта. Он имеет прекрасных помощников: электричество, радио, токи высокой частоты. Гениальные изобретения человеческого ума используются здесь для связи самых отдаленных точек карьера с диспетчерской.

В комнате у диспетчера вы можете слышать голоса машинистов экскаваторов, находящихся на расстоянии в два с лишним километра. Машинисты докладывают о ходе работ, просят помощи в случае неполадок, а иной раз и просто посылают в эфир веселую шутку.

Перед глазами диспетчера большой щит с сигнальными лампочками. Каждая лампочка — это как бы представитель работающей в карьере машины. Лампочки то зажигаются, то гаснут, молчаливо рассказывая диспетчеру обо всем, что творится в карьере.

И вся эта удивительная обстановка, мелькание цветных огоньков, отчетливые голоса, доносящиеся из карьера без всяких проводов и телефонных трубок, зеленовато-серебристое море карьера, блистающее за круглым окном, — все это похоже на волшебную сказку. Все это волнует и радует.

Хочется без конца смотреть, слушать, понять эту жизнь, в которой уже почти ничего не осталось «вчерашнего» и так много росточков «завтрашнего».

Это ощущение еще усиливается, когда после карьера попадаешь на обогатительную фабрику.

Обогатительная фабрика… Сочетание этих двух слов очень привычно и буднично. А между тем всякий раз, когда я их слышу, они снова и снова вызывают во мне удивление перед мощью человеческой изобретательности.

Конечно, нельзя понимать это название буквально так, что попадающая сюда горная порода становится богаче ценным минералом. Но то, что происходит на фабрике, иначе, как обогащением, не назовешь. Здесь горная куделька освобождается от цепких объятий змеевика, в котором она жила миллионы лет, пока не пришел человек и не извлек ее на поверхность земли.