Вольный охотник - [17]

И вот тут-то вскрылось двойное дно замысла отступников — жители Вены единым фронтом выступили против приказа. Акации, которые в городе прежде не росли, стали для жителей памятниками в честь их жестоко убитых родственников и друзей.

Инертные в вопросах принятия решений чиновники из местных решили надавить и получили городской бунт, который пришлось гасить уже введением в Вену войск. Таким образом маги-отщепенцы, которых после Весны стали именовать не иначе как гатнерами[8], добились своих целей даже не чудовищной «посадкой» деревьев, а бездумной деятельностью властей.

Эти происшествия были самыми громкими за последние годы, но имелись и менее значимые, не получившие такого широкого резонанса. В Венеции, например, произошло уже несколько убийств дожей из городского совета, известных своими проимперскими настроениями. В Брюсселе регулярно совершались нападения вандалов на памятники времен Очистительного похода, а Париж чуть ли не раз в месяц сообщал о возникновении массовых беспорядков, на которые активно шла городская беднота, изрядно там политизированная.

Другими словами, Третий Рим лихорадило. Внутренние противоречия между Великими княжествами усугублялись не всегда адекватным поведением властных структур. Претензии к трону росли подобно снежному кому, хорошо хоть, на границах имперская армия держала врагов в тонусе.

Поэтому-то граф фон Мольтке так гордился спокойствием в родной, немного сонной, но верной престолу Пруссии. И делал свое заявление таким тоном, словно лично руку приложил к настолько положительному состоянию дел.

Ян же политикой интересовался постольку-поскольку, отдавая ее на откуп более зрелым и опытным мужам. То есть следил, но от суждений и пристрастий воздерживался, не желая превращаться в подобие своего дяди Богдана, которого было хлебом не корми, дай порассуждать о непрямых связях между замыслами сил Преисподней с интригами власть имущих.

Поэтому на заявление графа юноша ответил неопределенным хмыканьем, которое, в зависимости от ситуации и настроя собеседника, можно было истолковать и как согласие, и как отрицание. Хельмут сделал выбор в пользу первого варианта. Но уловил при этом отстраненность собеседника, отчего пожелал наставить его на путь истинный.

— Вы еще молоды, маркиз. Вам еще кажется, что гатнеры или сановные вельможи никак не повлияют на вашу жизнь! В стороне тут не отсидеться, вот что я вам скажу. И даже больше. Признаюсь, до женитьбы и вступления в наследство я мыслил куда более реакционно. Даже, грешно вспомнить, состоял в тайном обществе Freies Preußen[9]! Тоже, знаете ли, грезил прошлым, как эти наши сенаторы из реформаторских фракций, ха-ха! Считал, что земля отцов должна быть свободной, а ее народ самостоятельно определять свое будущее. Естественно, желал и выхода родной страны из империи. Тогдашнего меня мало интересовало, что свободу Пруссия как раз получила из рук московского царя, а до него прислуживала, подумать только, Польше!

Ян снова со значением хмыкнул и, чтобы его собеседник точно не ошибся с реакцией, еще и кивнул. Мол, да-да, я того же мнения.

— Однако со временем я пересмотрел свои незрелые идеалы. И понял, что лучшее — враг хорошего. Чем была Пруссия до Очистительного Похода? Или даже до Валашской Геены? Грязным, мелким европейским государством, на землях которых дворянство имело меньше власти, чем католическое духовенство! Постоянная вражда друг с другом за клочок неплодородной земли, тяжбы в мирских и церковных судах, законы, что менялись чаще, чем понтифики в Ватикане! А теперь? Посмотрите, что мы имеем теперь!

И подвыпивший граф раскинул руки, приглашая собеседника оценить дорогие панели из полированного дерева, которыми были украшены стены кабинета, драпировку диванов и кресел, закаленное модумное стекло в окне. И, конечно же, парочку нескромного размера драгоценных камней в перстнях на его пальцах.

— Империя дала нам все это! А еще — стабильность, уважение соседей, развитую магию и сильнейшую в мире армию. Некогда по Ойкумене маршировали латиняне в гребенчатых шлемах, ныне же пришел наш черед! Я уверен, схожим образом мыслит всё прусское дворянство! Всё! Будь иначе, и в Кенигсберге имели бы место сатанинские события, подобные Пражским и Венским. Но нет! Здесь люди без страха выходят на прогулку и, смешно сказать, далеко не всегда запирают дома, покидая их! Мы здесь, знаете ли, дорожим империей!

— Совершенно с вами согласен, граф, — молодому человеку наконец оставили небольшую паузу для реплики, и он тут же ею воспользовался. — Империя превыше всего.

И не то чтобы он солгал. Ян считал себя патриотом, а в его крови было намешано столько народов, что никем, кроме имперца, он считать себя не мог. Но все же столь истовым подданным он себя не считал. Был верен присяге, почитал Господа и Его наместника на земле, коим является всякое начальство, но не более того. Эссены имели собственное предназначение.

— Как приятно видеть в молодом поколении столь правильный взгляд на мир! — возвестил фон Мольтке. После чего вновь наполнил бокалы виски и поднял свой в тосте. — За империю!