Вольные стрелки - [7]

– Ну-ка посмотрим, что с этим малым, – продолжал охотник, нагибаясь. – Так и есть, не дышит!.. Черт возьми, вы угостили его как раз между глаз. Да, да, не будь я Боб Линкольн, я видал его за игорным столом. По этим усам я узнал бы его из тысячи…

В этот момент подошел полицейский патруль, совершавший ночной обход, и мы с Линкольном и Джеком были взяты в участок, где и провели остаток ночи. Утром нас представили судебному следователю. Но я имел предусмотрительность заранее послать за несколькими друзьями, которые и рекомендовали меня этому чиновнику надлежащим образом. Показания мои, Линкольна и Джека вполне совпали; товарищи убитого креола к следователю не явились, а в нем самом полиция опознала известного грабителя. Принимая все это в соображение, следователь подвел убийство под самозащиту – и мы с охотником были отпущены на все четыре стороны.

Глава III. СБОРНЫЙ ПУНКТ ДОБРОВОЛЬЦЕВ

– Теперь, капитан, – сказал Линкольн, усевшись со мной за столиком в кафе, – я отвечу вам на другой ваш вопрос. Я был в Арканзасе, услыхал, что здесь формируются добровольческие отряды, и приехал записываться. Я, правда, не часто бываю в городах, но уж очень меня тянет помериться с мексиканцами. Я не забыл, какую штуку они сыграли со мной года два назад, около Санта-Фе.

– Итак, вы записались добровольцем?

– Понятно. А вы почему не отправляетесь в Мексику? Удивляюсь я вам, капитан! Приключений там, говорят, не оберешься, со всех сторон идет чертовская драка, – и вы как раз из тех молодцов, которые там нужны. Чего же вы здесь сидите?!

– Я уже давно написал в Вашингтон, чтобы мне дали назначение. Но правительство, кажется, совсем забыло обо мне.

– К черту правительство! Назначьте себя сами.

– То есть? – удивился я.

– Да так. Запишитесь к нам в партизанский отряд, и мы выберем вас начальником…

Я и сам уже думал об этом, но боялся очутиться в положении чужака в хорошо спевшейся компании и потому оставил эту мысль. Записавшемуся уйти было нельзя, и если бы меня не выбрали в офицеры, то пришлось бы идти на войну рядовым. Однако, поговорив с Линкольном, я увидел вещи в новом свете. По его словам, партизаны все были друг другу чужие, так что я имел такие же шансы быть избранным в офицеры, как и всякий другой.

– Послушайтесь меня, – говорил Линкольн. – Пойдемте со мной на сборный пункт, там вы сами можете осмотреться. Запишитесь только да выпейте как следует с ребятами – и ставлю связку бобров против шкуры монаха, что вас выберут капитаном всей роты!..

– Хотя бы лейтенантом, – заметил я.

– Ни в коем случае, капитан! Брать так брать, а то не стоит рук марать. Лучше вас там капитана нет. Я могу потолковать о вас с нашими партизанами… Но там есть поганая компания – настоящее стадо буйволов! – и, между прочим, один малый из креолов. Он с утра до ночи буянит и фехтует какими-то кухонными вертелами. Я был бы чертовски рад, если бы вы посбавили этому молодцу спеси.

Я принял решение. Через полчаса мы уже стояли в огромном арсенальном зале. Это и был сборный пункт добровольцев; почти все они толпились здесь. Быть может, более разношерстной компании никогда не бывало на свете. Казалось, здесь встретились представители всех национальностей, а что до обилия языков, то в этом смысле наше общество могло бы поспорить со строителями вавилонской башни.

У дверей стоял стол, и на нем лежал большой лист пергамента, сплошь покрытый подписями. Я взял перо и тоже расписался на листе. Тем самым я потерял свободу: то был лист присяги.

«Вот они – мои соперники, кандидаты на капитанское место», – думал я, поглядывая на группу людей, стоявших у стола.

Люди эти отличались от прочих сравнительно приличным видом; некоторые из них уже щеголяли в полувоенных костюмах, и у большинства были фуражки с пуговками армейского образца по бокам и лакированными козырьками.

– А, Клейли! – воскликнул я, узнав знакомого. То был молодой хлопковод, веселый и расточительный юноша, промотавший все свое состояние.

– Галлер, старый приятель! Очень рад вас видеть. Как поживаете? Собираетесь с нами?

– Да, я уже подписал. А кто этот человек?

– Один креол. Его фамилия Дюброск.

Лицо человека, о котором я спрашивал, обратило бы на себя внимание наблюдателя в любой толпе. Красивый правильный овал, обрамленный шапкой волнистых черных волос, круглые черные глаза, черные дуги бровей. Бакенбарды, покрывая щеки, оставляли свободными крупный, энергичный подбородок. Тонкий, мужественный рот, изящные усы, прекрасные ровные зубы ослепительной белизны. Лицо это можно было назвать прекрасным, но красота была особенная – та красота, которая восхищает нас в змее или тигре. Улыбка Дюброска была цинична, глаза – холодны и ясны; в этой ясности было что-то животное – то был блеск не разума, а инстинкта. В выражении лица чувствовалась странная смесь приятного и отвратительного, физической красоты с нравственным уродством.

С первого же взгляда я почувствовал к этому человеку необъяснимую антипатию. Это был тот самый креол, о котором говорил Линкольн и с которым мне, очевидно, предстояло бороться за капитанскую должность.

– Этот малый собирается стать нашим капитаном, – прошептал Клейли, заметив, что я приглядываюсь к Дюброску с особым вниманием. – Между прочим,