Волки с вершин Джамангры - [40]

– Даниэль, ты теперь до конца жизни мне будешь припоминать?! – возмутился он, поскольку нотации я читал нарочито менторским тоном. – Да и что наша жизнь, если мы хотя бы иногда не будем поддаваться ее соблазнам? Маленьким, ни к чему не обязывающим, но таким сладким! Без них она – ничто, дорожная пыль под лошадиными копытами. Кстати, у тебя самого когда-нибудь случалось в сене?

– Ни разу! И причины ты знаешь.

– Ну и зря! Рекомендую, словами это не передать.

Но все это было чуть раньше, а сейчас я терпеливо дожидался ответа на свой вопрос о Пятиликом. И, не получив его, напомнил:

– Так видел или нет?

– Думаю, как бы точнее все описать. Как будто и видел, но не глазами, а непосредственно в голове, и в то же время видел. А самое главное, подобное говорят все, у кого бы ни спрашивал.

– Успел о чем-нибудь попросить? Или хотя бы покаяться в грехах?

Несмотря на мой шутливый тон, Клаус ответил серьезно:

– Нет. К тому же все длилось какое-то мгновение.

– А как он выглядел?

И снова молчание, после чего я услышал вместо ответа вопрос:

– Даниэль, скажи, почему Пятиликого всегда изображают человеком почтенного возраста, с благообразной бородой с проседью?

– Хороший вопрос, не знаю, что и ответить. Возможно, по той причине, что люди проецируют его на себя, небезосновательно полагая, что мудрость приходит только с возрастом. Что, справедливости ради, бывает далеко не всегда. А сам ты по этому поводу что думаешь? И вообще, почему он – не женщина?

– Не знаю, потому и спросил. Знаешь, он совсем молод. Моложе тебя и даже меня.

– Господа, разрешите мне нарушить ваше уединение? – Тереза направила своего коня так, что теперь он оказался между нашими. – Интересно, о чем это вы так таинственно переговариваетесь?

– В основном обсуждаем виды на урожай, леди Тереза, – не моргнув глазом ответил Клаус.

– Ой ли?! Для дам давно уже не секрет, что мужчины по большей части обсуждают их.

А заодно хвалятся своими победами, мнимыми или действительными. Что порой становится для самих дам причиной горьких слез.

– Нам бы и в голову не пришло: это же против чести! – глядя на нее со значением, горячо уверил сар Штраузен.

Что было понятно, ведь о наших встречах Клаус ничего не знал, а Тереза определенно ему нравилась.

– Кстати, пользуясь случаем, хотелось бы попросить вас немного рассказать о родном Гласанте.

Не думаю, что город так уж его интересовал, но куда приятнее разговаривать с красивой женщиной о чем угодно, а не выслушивать мои обвинения в предстоящем голоде.

– Да что о нем много рассказывать? – Тереза пожала плечами, которые благодаря особому фасону платья для верховой езды были обнажены, а они у нее точеные. – Город немал и в наших краях уступает только Клаундстону, но остальное! Вечные крики прожорливых чаек, вонь на берегу от гниющих водорослей, тесные кривые улочки… А эта матросня с прибывающих в порт кораблей! Они же раздевают глазами! И постоянно слышишь от них непристойности, причем в полный голос. Никакого уважения к людям благородной крови. Как бы мне хотелось перебраться в столицу! Уверена, подобного там не происходит.

И Тереза, как показалось – со значением, посмотрела на меня. Я удачно сделал вид, что ее взгляда не заметил. Единственный увиденный портовый город – Квандстор, мне по-настоящему понравился. И крики чаек не раздражали, и от водорослей чувствовал не вонь – запах. Острый, ни с чем не сравнимый, но запах. А на матросов всегда поглядывал с легкой завистью. Все они бывали в экзотических странах, где другие обычаи, пища, развлечения и сами люди. Там, где, возможно, мне никогда не удастся побывать.

Между Терезой и Клаусом завязался оживленный разговор, но я уже их не слышал, вспоминая беседу с ночным гостем, у которого такая своеобразная манера говорить. Как будто бы и акцента нет, и в словах правильные ударения, и тем не менее что-то с его речью было не так. Как будто он долго не говорил на языке, на котором мы общались. Но действительно, что бы я мог попросить у Пятиликого? Цель для своей никчемной жизни? Славу, богатство, что-то еще? Я и сейчас, когда успел немало поразмыслить над этим, ответа не находил. Мертвых действительно вернуть к жизни нельзя. Как и невозможно перенестись на много лет назад, когда были живы мама и папа. Но даже если бы смог, что бы мне это дало? Пережить их смерть, вернее, убийство на моих глазах еще раз? Или хотя бы попытаться что-то изменить? Как? Предупредив? Отец прекрасно все знал и тем не менее ничего не смог сделать. Я и сам выжил совершенно случайно.

И все-таки как же хотелось, чтобы у меня было такое же детство, как и у многих других. Чтобы мама рассказывала перед сном сказки, чтобы ждать с нетерпением прихода отца, который обязательно принесет какое-нибудь лакомство или игрушку. Или даже просто погладит по голове. Разве это так много?

Мне было всего восемь лет, когда их не стало. Но почему-то на всю жизнь запомнились сказанные однажды отцом слова. После случая, когда я, раздосадованный проигрышем в какой-то детской игре, наговорил своему сопернику злых слов. В том числе, что род его настолько захудалый, что хуже только у нашего конюха. Не знаю, как узнал отец, но он сказал: