Волки и волчицы - [32]

— Теперь придётся успокаивать варваров, — продолжал военачальник, хмурясь. — Я казнил каждого десятого из взбунтовавшихся когорт перед лицом легиона. Показательная казнь… Надо было позвать бриттов из пострадавших деревень.

— Ты думаешь, что мы должны настолько унижаться перед бриттами? — засомневался Траян, отпивая вино из серебряного кубка. — Ужель ты смог бы выклянчивать мир у них, показывая им казнь римских солдат?

— Это пошло бы на утверждение спокойствия тут. Впрочем, мне теперь некого казнить. Если я вытащу на плаху ещё кого-нибудь, солдаты возмутятся вновь. В легионе и без того напряжённая обстановка. Сейчас мне нужно одно: чтобы мы были сосредоточены, не совершали глупостей и делали точно продуманные шаги, ибо если мы упустим настоящее время, то будем зависеть от неопределённого будущего.

— Совсем недавно ты говорил, что тебе надоело заниматься военным делом, — Траян кашлянул и потянулся к жирному ломтю свинины. — Но я вижу, ты вполне в форме, мой друг. Ты ничуть не забыл о долге перед империей и снова готов ринуться в бой.

— Траян, ты сваливаешь всё в одну кучу. Я беспокоюсь о человеческих жизнях. Я не желаю, чтобы разразилась бессмысленная бойня, в которой можешь погибнуть, кстати, и ты. Если бы меня убили во время мятежа, я бы сейчас ни о чём уже не тревожился. Но я жив, поэтому я обязан думать и болеть о тех, за кого я в ответе, даже если это дело мне не по вкусу.

Маркус Флакк поднялся из-за стола и опустил руки в поднесённую рабом чашу. Пока он отмывал пальцы от жира, за окном послышался стук копыт и плеск воды под ногами коня. Через несколько мгновений в дверь ввалился запыхавшийся человек. Капли грязи ползли по его лицу, оставляя на коже чёрные полосы.

— Приветствую тебя, Марцелл, — вскинул руку Маркус, опережая приветственный жест приехавшего. — Какие новости?

— Я видел на дороге четыре шеста с привязанными к ним мёртвыми воронами.

— Бритты? — Маркус не то спросил, не то заключил, нахмурив лоб.

— Да, ещё вчера вечером этих шестов не было.

— Это они из-за разграбления деревень, — сказал Маркус и многозначительно посмотрел на сидевших с кубками вина легатов.

— Они о чём-то предупреждают? — поинтересовался Траян, поднявшись из-за стола, и в следующую секунду к нему подбежал его раб Тразил и подставил ему медную посудину для мытья рук.

— Они угрожают, — хрипло откликнулся Марцелл, снимая с головы тяжёлый шлем. — Ворона у них связана с божеством войны.

— Надо вызвать сюда их вождей, — Маркус наморщил лоб.

— Ближайшая деревня уже опустела, — поторопился сообщить Марцелл, — бритты ушли оттуда.

— Это та, которая ближе всех к священной роще? — уточнил Маркус. — Что ж, друзья, похоже, вновь запахло войной, — он посмотрел на гонца и сказал: — Выпей вина. Если хочешь, тебе подадут горячего, чтобы ты согрелся.

— Благодарю тебя, командир.

Маркус набросил на себя тёплый плащ и быстрыми шагами покинул дом. За ним поспешили оба легата и Траян.

— Какие будут распоряжения? — спросил один из легатов.

— Пусть центурионы усилят охрану в своих лагерях. Мы должны быть готовы к любой неожиданности. Наступают холода, всюду слякоть, скоро мы с нашим вооружением станем неповоротливы, как черепахи. Варвары могут воспользоваться этим… Помнишь, как в тот раз, когда они заманили нас в болота?

— Да, командир, — сказал легат. — Я приму нужные меры.

К вечеру по легиону разнеслась весть о том, что бритты начали подготовку к войне.

— Клянусь Юпитером, это не может быть правдой, — слышалось у одного костра. — У них нет сил для ведения боевых действий.

— Эти варвары не остановятся ни перед чем, — доносилось с другой стороны. — Как только они нажуются своих грибов, им будет не до разумных рассуждений.

— Какие сейчас грибы? Холод-то какой!

— Я слышал, что они сушат мухоморы и перетирают их в порошок, так что они могут храниться годами. Когда надо, этот порошок отваривают, а то и просто насыпают горстями в рот.

— Варвары…

— Говорят, кто-то из наших изнасиловал их женщин…

— А я слышал, что Тереций, которого казнили перед легионом за участие в мятеже, убил в деревне нескольких детишек…

— Не люблю здешнюю осень… Чувствую себя жалкой крысой…

— Зима разве лучше? Мерзость, а не зима! Хорошо, что здесь снега нет. Когда мы в Германии дрались, было похуже. Помню, однажды германцы обложили нас зимой со всех сторон…

— А мы как-то раз застряли в Альпах. Никогда не видел столько снега…

Траян ходил по лагерю, он ловил обрывки разговоров, но не вникал в речи легионеров и размышлял о своём. Иногда его взгляд задерживался на каком-нибудь солдатском лице, изрядно потрёпанном временем, бездумном, мрачном, и тогда Траян останавливался и молча разглядывал солдата, словно пытаясь извлечь из недр его существа ответ на ещё не созревший, но — как чувствовал Траян Публий — очень важный вопрос.

На следующее утро Траян, промучившись ночь напролёт бессонницей, вышел из своего дома очень рано, плотно укутавшись в меховую накидку, и опять долго бродил по военному посёлку, поглядывая то на окутанные туманом окрестные холмы, то на огромный лагерь, обнесённый с четырёх сторон земляным валом высотой метра в три. Каждый вал имел свои главные ворота, возле каждых ворот возвышалась деревянная башня в три яруса. Лагерь давно приготовился к зиме, вместо летних кожаных палаток ровными рядами стояли дощатые бараки, возле некоторых из них тускло светились золотом воткнутые в землю значки манипул и когорт. Вяло поднимались к серому небу дымные струйки угасавших уличных костров. Маркус Флакк перевёл солдат сюда сразу после показательной казни зачинщиков мятежа.