Волки - [11]

— Вы от кого бегаете-то, мужики? — спросил один из парней.

— Цыц, — прикрикнул на него Витька, и, обогнув угол дома, беглецы снова зашли в парадное.

— Не проскочим мы здесь, — обеспокоенно прошептал Витька, — заметут нас. У тебя хоть какие-нибудь бабки есть?

Митя порылся в карманах и достал кучу смятых бумажек. Среди них была и одна пятидесятитысячная.

— Вот все, что есть!

— Давай, не бойся. Я пойду машину достану, а ты меня здесь подожди. Скоро вернусь. — И Витька выскочил из парадного.

Митя остался один. «Зря я сюда приперся, — подумал он, — ну чего мне здесь понадобилось?.. А этот… он ведь не вернется, и я без копейки остался!»

Размышления его были прерваны самым неожиданным образом. Митя даже не успел сообразить, что происходит, как в парадное ворвался Витька и, схватив его за руку, буквально потащил за собой.

— Давай-давай, пошевеливайся, машина ждет.

— Ну, ты даешь, — восхитился Митя, — извини, старик, а я тут подумал…

— Знаю, знаю, что ты подумал! Надо через раз думать, тогда легче жить будет, а то все думающие стали, а жить все хуже и хуже.

«Философ!» — мелькнуло в голове у Мити, но он ничего не ответил и безропотно последовал за своим новым приятелем.

Ехали долго. Пересекли Москву из конца в конец, и Митя почти сразу определил, что они находятся в районе ВДНХ. Мелькнул силуэт знаменитой скульптуры, да и вообще он часто бывал здесь у своей знакомой и места эти знал неплохо. Проехали под мост и свернули в сторону киностудии. Не доезжая до нее, еще раз свернули и оказались на тихой немноголюдной улице. Машина остановилась. Витька расплатился с шофером. Вылезли и двинулись: впереди — Витька, а Митя — следом. То ли от усталости, то ли от напряжения, но им начинало овладевать безразличие.

— Погоди немного, — сказал Витька, — уже почти прибыли.

Поднялись на девятый этаж большого, стоящего в глубине дворов дома. Витька нажал кнопку звонка. Открыла женщина. Из-за ее плеча выглядывал высокий цыган, лицо его прямо-таки лучилось жизнелюбием. Женщина посторонилась, пропуская прибывших в квартиру. Они прошли на кухню, где за накрытым столом сидело еще двое. Витька сразу же присел к столу и налил себе полстакана водки, а Митя, кивком головы поприветствовав присутствующих, устало прислонился к стене.

— Садись, — сказал Мите один из цыган, — чего встал?

Митя присел на пододвинутый к нему стул и сразу же почувствовал, что если сейчас не выпьет, то просто уснет. И женщина, как будто прочитав его мысли, тут же подала ему стакан с водкой.

— Ну что, Витяй, — сказал один из цыган, — все спасаешь людей?

— Ладно тебе, — огрызнулся Витька, — его менты пасут, куда ему деваться?

— Зачем он им понадобился? — спросил низенький разбитной парень.

— Порешил он двоих…

— Ишь ты! Не похоже, чтобы смог.

— Со всяким может случиться.

— Ну что у тебя произошло? — спросил высокий, с сильными руками цыган, — рассказывай.

— Хоть деньги собирай, — сказал Митя, — так часто об этом говорю, что почти наизусть выучил.

Все рассмеялись.

— Говори, — приказал цыган постарше.

— Чего говорить-то?! — Митя взглянул на женщину, и она тут же вышла. — Доверил я свое сердце суке, а она… — Митя отвернулся и помолчал.

— Подставила тебя?

— Предала! С моим другом спуталась.

— Некрасивая история. Но на то и жизнь, что в ней всякое может быть. Давно это случилось?

— Почти месяц прошел.

— И где же ты, родимый, все это время скитался?

— В таборе я был!

— Что?!

Цыгане за столом недоуменно переглянулись.

— В каком таком таборе? Что ты мелешь?

— Ничего я не мелю, — угрюмо ответил Митя, — там Михай за барона оставался, они мне приют оказали.

— Правду говорит, ромалэ, — сказал один из цыган. — Ну и как здоровье Михая?

— Нет больше Михая, убили его.

Воцарилось молчание…

Тишина была такая, что, если какой-нибудь посторонний звук вторгался в нее, он казался немыслимым шумом. Цыгане уже ушли. Витька сидел, подперев голову руками, и слушал негромкий Митин голос. Со стороны можно было подумать, что он совершенно безучастен к рассказу, но время от времени «бомж» вставлял свои реплики, и они были настолько точными, что Митя только удивлялся, как может посторонний человек, которого он узнал совсем недавно, так хорошо понимать ситуацию.

— …Давно это началось, с той минуты, когда мне показалось, что человек не может быть один. — Митя вздохнул. — Ошибался я, наверное, да сейчас уже поздно об этом…

— Не ошибался ты, — вставил Витька и снова замолчал.

— Куда все подевались тогда, ума не приложу, и ведь как-то неожиданно все началось. Всегда меня окружало множество людей, и мне казалось, что это прочно, что это навсегда. А выходит?!

— Ну, что это за люди?! — опять, вмешался Витька. — Пили, наверное, вместе да гуляли…

— Да, — согласился Митя, — гульба была беспримерная. Жизнь жгли, да меры не знали, думали, что всегда так будет. А потом как-то заболел я сильно, глянул: воды некому подать. Зову того — занят, этого — некогда, тот отвечает: «Приеду…» — и не приезжает. Лежу и думаю: «Вот, суки, как гулять у меня, да как куда их с собой водить на халяву — тут все здесь, а надо что — никого не дозовешься». Это — мужики! А с бабами еще хуже было, ну, с теми, которые близкими считались. Они в трудную минуту мою все свои обиды припомнили. И конечно же, все занятыми оказались. Вот так и лежал, помирал-помирал, да не помер. Выскочил. Бог миловал, словно хотел мне весточку подать: живи, мол, Митя, еще рано тебе уходить. Оклемался я немного и решил: фальшивых друзей по боку, баб ненадежных тоже. Остался у меня один друг, да и тот какой-то странный: то ли приглядывался он ко мне, то ли податься ему некуда было. Зайдет, водки выпьет, покурит, послушает, что я ему рассказываю, а о себе ничего не говорит. Так его жизнь для меня тайной и осталась…