Волк - [36]

— Я не знаю, что делать.

— Молодец, что ответил честно, — вступает в разговор отец. — Да и не может быть его, этого решения. Как можно выкроить лучшую половину души и избавиться от худшей? Это невозможно. И зачем мучить юные души, и моего сына, и ваших дочерей? Не надо их торопить только из-за привычной морали, условностей. Из-за боязни, что кто-то чего-то скажет. Я думаю, время все расставит на свои места. Время и раны залечит, если таковые будут.

Глава X

И время идет своим чередом. Мне присваивают третий разряд слесаря-инструментальщика. Уходит в отпуск режиссер нашей театральной студии. Я, пользуясь появившимся дополнительным временем, догоняю класс после трехмесячного отсутствия в школе. Но не это главное. Главное в том, что Москва собирается провести Всемирный фестиваль молодежи. Это — главное в прессе, это — главное в наших разговорах.

Я еду с работы. В вагоне метро есть несколько свободных мест, я сажусь и пробегаю взглядом по пассажирам. Напротив меня расположилась красивая девушка в дорогих меховых сапожках и перчатках. Рядом с ней вертящийся туда-сюда розовощекий мальчонка и его мать, постоянно делающая ему замечания. Место с краю, у двери, занимает летчик. Он погружен в чтение «Правды». А дальше улыбающийся мне во весь рот Король. Хозяин Смоляги. Он всегда противостоял нам, дорогомиловским. Выходим мы из метро вместе.

— Привет тебе от Кабана, Волк, — хлопает меня по плечу Король. — Он вырвался из клетки. Сходняк в клубе вагонников. Ты любитель этих самых клубов, так что заходи в воскресенье вечерком. Кабан тебя будет ждать.

— А что это ты хлопочешь за Кабана? У тебя свой огород, — зло отвечаю я.

— Этому толковищу мозги многих нужны. Главное, без участия артистов и комсомольцев никак нельзя, — нагло смеется Король.

— Меня не ждите, — твердо заявляю я.

— Волк, — уже без улыбки говорит он, — Кабану ты можешь отказать, а сходняку — нет. — И уходит, оставляя четкие следы прохорей на грязном снегу.

А я впадаю в шоковое состояние. Я не знаю, что предпринять. Я как мечущийся на отштукатуренной стене таракан. Я ищу щелку, трещинку, куда можно забиться, а их нет.

Стоп, в моем положении опасны — бездеятельность, суета, жалость к себе. Я должен понять и принять тот факт, что моя жизнь всегда будет отличаться от жизни большинства людей до тех пор, пока я не стану свободным. Я считал, что уже стал свободным, но ошибся. Теперь остается только одно: или я — или они! Но пока что они. В клуб вагонников я не иду и распорядок дня не меняю. Я и работаю, и учусь, а когда выходит из отпуска Тонников, возвращаюсь к занятиям в студии. Однако я постоянно чувствую на себе чей-то взгляд и без ножа-прыгунка на улицу из дома не выхожу.

Появляется в клубе и Тамара. В один из вечеров режиссер оставляет меня с ней после очередной репетиции и спрашивает:

— Что вы скажете, если я начну работать с вами над фестивальным номером? Вы оба артистичны, хорошо смотритесь. Немаловажно и то, что уже сработались, притерлись друг к другу.

— А в чем суть этого номера? — интересуется Тамара.

— Суть в том, чтобы он был понятен любому иностранцу, пусть даже он и русского языка не знает. Это могут быть пантомима, танец, песня, в целом музыкальный номер.

— Аркадий Ефимович, — перебиваю я, — сегодня все бредят космосом, слухи идут, что мы вот-вот запустим советский космический корабль. А что, если нам сделать постановку про космос и назвать ее «Небесные экскурсии». Знаете, когда я был в деревне, то видел, как празднуют день бога Купалы. Красиво удивительно! Взять из него можно много. Он посвящен животворящему огню. Какие там гимны, пляски, обряды. Буквально все космическое.

— Это недешево, — рассуждает Тонников, — но мы можем в этом представлении задействовать всю самодеятельность завода. Мысль ваша, Геннадий, очень интересна. Ее стоит обсудить. А вы что, Тамара, скажете?

— Мне тоже нравится предложение Гены, — поддерживает меня она. — Я читала недавно книгу Константина Циолковского «Вне земли», там одна глава так и называется — «Небесные экскурсии».

Из клуба я выхожу вместе с Тамарой. Подмораживает, и я поглубже натягиваю шапку, чтобы прикрыть уши. Боясь поскользнуться, Тамара берет меня под руку. Прохожих почти нет. Падают редкие хлопья снега. Медленно кружась, они ложатся на тротуар. Мы входим в метро и садимся в совсем пустой вагон. Я снимаю перчатки и беру ее ладони в свои, растираю их, стараясь отогреть. Тамара, улыбаясь, быстрым движением берет мою руку и, не спуская с меня глаз, подносит ее к губам. Удивленный и взволнованный, я осторожно высвобождаю ее.

Тамара умеет извлекать из тайников моей души легкую, как прикосновение ее губ, улыбку и даровать мне полноту жизни, о которой я порой и не подозреваю. Она вдыхает в меня новые жизненные силы, помогает мне обрести душевное равновесие, так необходимое мне сейчас…

Уже полторы недели я живу в пионерском лагере завода. Здесь же находится еще около пятидесяти человек, отобранных для подготовки фестивального представления «Небесные экскурсии».

Тонников здорово развивает мою идею. Он выступает с целым докладом на совете по подготовке фестивального представления, который возглавляет заместитель начальника управления культуры Москвы. Аркадий Ефимович говорит: