Волк среди теней - [64]

Каким‑то чудом в него не угодила ни одна пуля. Волосатой лапой он ухватил Кейда за воротник и положил поперек седла.

Лошадь Гамбиона, хотя и получила две раны, все‑таки успела добежать до прохода, но тут из ноздрей у нее хлынула кровь, и она упала. Гамбион успел спрыгнуть на землю, взвалил Кейда на плечи и побежал к скалам. Рядом свистели Пули: исчадия были уже совсем близко.

Повсюду над проходом в скалах стрелки Игера держали оружие наготове, но не решались стрелять, так как Гамбион с Кейдом в буквальном смысле оказались в самой гуще врагов.

Гамбион вышиб из седла двух всадников, но тут пуля поразила его в плечо и отшвырнула назад. Он рухнул, уронив оглушенного Кейда на землю.

Кейд перекатился через бок, встал на колени и увидел над собой черные дула адских ружей и пистолетов. Его глаза впились в воинов в сверкающих черных панцирях и странных шлемах.

— Да поразит вас Бог! — крикнул он.

Грянул ружейный выстрел, Кейд вздрогнул, но пуля была пущена из‑за скалы и выбила исчадие из седла. И тут же сверху на врагов обрушился беспощадный град пуль, со свистом и воем косивших их плотные ряды. Грохот отдавался в горах, как Божий гром, а когда дым рассеялся, десятка полтора уцелевших исчадий во весь опор неслись к равнине.

Кейд, хромая, добрел до Гамбиона. Великан был жив: пуля разорвала мышцу над ключицей. Он ухватил Кейда за руку.

— Ничего подобного я еще не видел, Даниил, — зашептал он. — Никогда! Я думал, ты врал этим землепашцам, но теперь я собственными глазами убедился. Дьявольские исчадия не могли в тебя попасть, а ты стоял на коленях без оружия. И тогда ты призвал Бога…

— Ляг, Ефрам! Я остановлю кровь, лежи спокойно.

— Кто бы подумал! Даниил Кейд — избранник Божий.

— Да, — грустно сказал Кейд. — Кто бы подумал?

Дух Донны Тейбард вырвался из тисков ее воли с быстротой и блеском молнии; у нее помутилось сознание. Мысли были бессвязными, тысячи голосов хлестали ее, будто громовые плети, сплетенные из звуков.

Звезды мелькали мимо, будто кометы, и она неслась через сердцевины многих солнц, не чувствуя ни жара, ни холода в безумном стремлении спастись от голосов в ее сознании.

К ней прикоснулась чья‑то рука, и она закричала, но рука удерживала ее, притягивала, и голоса затихли.

— Успокойся, дитя, я с тобой, — сказал Каритас.

— Я не могу этого выносить. Что со мной происходит?

— Это здешний край, Донна. Твой ребенок растет в тебе и точно так же растет твоя сила.

— Я не хочу ее!

— Дело не в «хочу». Ты должна ее покорить. Убегая от страха, ты его не одолеешь.

Они парили рядом над мирной голубой планетой и смотрели, как внизу клубятся тучи.

— Я не способна справиться с этим, Каритас. Я теряю ощущение яви.

— Все это явь. И жизнь плоти, и сила духа. Это явь. Кон Гриффин — явь. Аваддон — явь.

— Он закрыл меня черными крыльями и когтями. Сказал, что может забрать меня, когда пожелает.

— Он князь среди лжецов. Кто знает, куда приведет тебя твоя сила?

— Я не способна владеть ею, Каритас. Я была дома, приглядывала за Джейкобом, перебинтовывала его раны, а он открыл глаза и не увидел меня. И тут я поняла, что мое тело спит в кресле у очага, а к нему я подошла лишь духом. И даже не знала этого!

— Ты будешь знать все, — сказал он, успокаивая ее. — Обещаю тебе. И я тебе помогу.

— Чем я стала, Каритас? Чем я становлюсь?

— Ты женщина. И очень красивая женщина. Будь я на пару сотен лет помоложе и не мертвым, я бы сам за тобой приударил.

Тут она улыбнулась, и ей стало чуть полегче.

— Что это были за голоса?

— Души спящих, сновидцев. Вообрази себя в реке душ. Голоса были случайными и не обращались к тебе. Ты должна научиться не слышать их, как не слышишь шума ветра в деревьях.

— И причина этого — моя беременность?

— И да, и нет. Младенец и эта земля воздействуют вместе.

— Ей повредит то, что происходит со мной? Она изменится?

— Она?

— Это девочка… она девочка.

— Не знаю, Донна, там видно будет.

— Ты отведешь меня домой?

— Нет. Ты должна сама отыскать свой путь.

— Я не могу. Я заблудилась.

— Попробуй. Я буду следовать за тобой.

Донна молнией помчалась к голубой планете, огибая горы, проносясь над широкими сверкающими озерами и холмистыми прериями. Она ничего не узнавала. Видела селения из шатров, каменных домов, хижин, лачуг и даже пещерные жилища. Она пронеслась над океаном, глядя, как корабли с треугольными парусами борются с бурями, лавируют между рифами, пока наконец не оказалась в области льда и ледников, подобных дворцам, высоким и величественным.

— Я не могу найти дороги, — сказала она.

— Закрой глаза и представь, что ты дома.

Она попыталась, но, открыв их, увидела, что она где‑то под водой, и акулы кружат вокруг усаженной длинными шипами головы огромной статуи. Она в панике бросилась прочь, и снова Каритас удержал ее.

— Послушай меня, Донна. Страх и паника — твои враги. Почувствуй отвращение к ним, как к слугам Аваддона, и забудь о них. Твое жилище — теплый дом, где тебя ждут твой муж и твой сын. Пусть их любовь, их потребность в тебе, притягивают тебя, а подводные города ты сможешь осматривать, когда пожелаешь.

Она закрыла глаза, подумала о Коне Гриффине, но перед ней возникло лицо Йона Шэнноу. Она изгнала его из своих мыслей и увидела рыжего Кона Гриффина возле своего спящего тела. Он сжимал ее руку в своей, его лицо было встревоженным. Она слетела туда и открыла глаза своего тела.