Волк и голубка - [17]

— Теперь эти покои будут моими, — невозмутимо объявил он. — Присмотри, чтобы вещи твоей матери унесли, а комнату хорошенько прибрали.

— Прошу вас, милорд, объясните, куда мне все это убрать? В стойло, к другим английским свиньям?

— Где ты спишь? — осведомился Вулфгар, не обращая внимания на ее ярость.

— В своей спальне, если, конечно, ее тоже не отберут.

— В таком случае отнеси их туда, Эйслинн, — велел рыцарь, глядя в ее горящие глаза. — Вряд ли она еще тебе понадобится.

Эйслинн жарко вспыхнула и отвернулась, с новой силой ненавидя его за дерзкое напоминание. Она ждала, пока Вулфгар ее отпустит. Но в комнате воцарилась тишина. Было слышно только, как он ворошит угли в очаге и хлопает крышкой сундука. Вопрос прозвучал неожиданно громко и резко:

— Кто для тебя этот человек?

Эйслинн круто повернулась и недоуменно воззрилась на него.

— Керуик. Кто он тебе? — повторил Вулфгар.

— Никто, — с трудом выдохнула девушка.

— Но ты знаешь его, а он — тебя? Эйслинн постаралась взять себя в руки.

— Конечно. Он лорд Крегана, и мы частенько обменивались товарами с его семьей.

— Ему теперь нечем больше обмениваться. И теперь он не лорд, — процедил Вулфгар, не сводя с нее глаз. — Керуик явился поздно, уже после того, как мы взяли деревню. Когда я велел ему сдаться, он бросил меч и добровольно стал моим рабом.

Он с презрением выплюнул последние слова, словно пытаясь унизить Керуика. Эйслинн, собравшись с силами, примиряюще ответила:

— Керуик скорее ученый, чем воин. Правда, его отец обучил сына рыцарскому искусству, и Керуик храбро сражался за Гарольда.

— Он едва не рыдал над теми, кого пришлось прикончить. Ни один норманн не питает к нему уважения.

Эйслинн опустила глаза, пытаясь скрыть жалость к Керуику.

— Он человек мягкий, и убитые были его друзьями. Керуик часто слагал стихи об их деяниях. Он видел слишком много смертей с тех пор, как норманны пришли на нашу землю.

Вулфгар, сцепив руки за спиной, подошел ближе и словно навис над ней громадой широкоплечего мускулистого тела. Лицо оставалось в тени, и Эйслинн смогла разглядеть лишь серые глаза, спокойно взиравшие на нее.

— А что насчет тех, кто остался в живых? — осведомился он. — Сколько из них сбежали и спрятались в лесу?

— Я не знаю, — слукавила она. Девушка действительно видела, как уцелевшие побежали в сторону болота, когда упал отец, но не могла назвать имена и не знала наверняка, все ли еще они свободны.

Вулфгар, протянув руку, стал перебирать ее волосы, словно наслаждаясь их шелковистостью. Пристальный взгляд продолжал держать Эйслинн в плену. Она чувствовала, как слабеет воля, а медленная улыбка, заигравшая у него на устах, говорила о том, что Эйслинн не удалось ввести его в заблуждение. Вулфгар кивнул.

— Неужели ты никого не знаешь? — язвительно переспросил он. — Впрочем, не важно. Они, как и ты, скоро придут, чтобы служить новому хозяину.

Он опустил руку на плечо девушки и притянул ее ставшее неподатливым тело к своей груди. Поднос задрожал у нее в руках.

— Пожалуйста, — хрипло шепнула Эйслинн, боясь прикосновения его губ. — Пожалуйста.

На этот раз слово вырвалось из груди вместе с рыданием.

Его ладони нежно скользнули по рукам Эйслинн.

— Вели прибрать мою комнату, — напомнил он, не сводя с нее взгляда. — И если мои люди придут к тебе, лечи их, как лечила меня. Мне каждый дорог.

Эйслинн так поспешно выбежала из спальни, что едва не столкнулась с Керуиком, несшим новый ворох вещей Вулфгара, но все-таки ухитрилась разминуться с ним и пробежала мимо, зная, что раскрасневшееся лицо выдает ее. Девушка метнулась в свою комнату и стала собирать пожитки, стараясь унять дрожь в руках. Ярость, неукротимая ярость владела ею. Почему она позволяет этому норманну так обращаться с ней? Что за странную силу таят эти ледяные серые глаза, проникающие, казалось, в самую душу?

Выйдя в зал, Эйслинн с ужасом увидела, как во двор ввели несколько десятков крепостных со связанными ногами. Несчастные могли лишь ковылять подле вооруженных до зубов всадников. Вулфгар на огромном боевом коне выглядел поистине устрашающим, особенно для этих простолюдинов, трясущихся за свою жизнь. Эйслинн прикусила губу при виде одного молодого парня, почти совсем еще мальчика, попытавшегося скрыться. Он поковылял прочь так быстро, насколько позволяли ему путы, но, конечно, не смог равняться с могучим скакуном Вулфгара. Молниеносно нагнав мальчика, Вулфгар схватил его за ворот рубахи и перекинул через седло. Юноша завопил что было сил, но, получив увесистый пинок под зад, тотчас умолк. Вулфгар швырнул пленника в толпу крепостных, лихорадочно отпрянувших от грозного всадника.

Их пригнали на площадь, словно стадо свиней, и Эйслинн облегченно вздохнула, видя, что никто не ранен. Она отступила назад, как только Вулфгар подъехал ближе и спешился.

— Ты никого не убил в лесу? — с тревогой спросила она.

— Нет, они разбежались при моем приближении как истинные саксы, — бросил Вулфгар.

Эйслинн окинула его разъяренным взглядом, но Вулфгар лишь издевательски поднял брови и отправился в дом.

В Даркенуолде воцарилось некое подобие порядка, и по сравнению с предыдущей ночью они обедали в почти спокойной атмосфере. Норманны больше не препирались и вели себя тихо, поскольку хорошо знали, кто теперь здесь хозяин. Завистники не осмеливались бросить ему вызов. Те же, кто почитал Вулфгара, добровольно признавали его превосходство.