Волчья ягода - [31]

— Чего вы, ребята, — ныла мать. — Оставайтесь, посидим в тихом семейном кругу, отметим…

Пашка фыркнул, кивая на забитую гостями комнату, где играли в монополию, Глеб сказал:

— Дед один живет. Ему не с кем, а приехать он отказался. Так что…

Дед их и правда не ждал, но Глеб, поставив на стол пакеты, — в одном призывно звякнуло — сообщил, что они тут, в его берлоге, до завтрашнего вечера:

— Здесь селедка под шубой, оливье, какая-то хрень корейская на закуску, картошка, огурцы, нарезка, охотничьи колбаски.

— Мандарины, — добавил Паша. — Конфеты.

— И все? — дед, двигая бровями, заглянул в ближайший пакет.

Глеб вытащил бутылку шампанского, потом, вздохнув, еще две с «чем покрепче». Дед потер ладоши с восторгом:

— С этого и надо было начинать!

Курантов он не дождался — наклюкался. Пашка, нехотя опрокинув в себя бокал шампанского, вышел к Глебу, который ушел в лес, а вернулся уже в другой ипостаси, во двор, задирая голову и любуясь на расцветающее салютом небо. Зверь, разыгравшись, толкнул его лапами в спину, повалил в снег.

— Глеб, блядь! — возмутился Пашка, у которого не получалось встать, потому что волк все время напрыгивал с боков, трамбуя его в сугроб все глубже. — Я тебе под хвостом намажу горчицей! Я в инете видел!

Зверь, вывалив язык, широко лизнул его по носу. Пашка вытерся рукавом, откинулся на спину и обнял его за шею. Где-то впереди маячили скорые проблемы. Глебов гон, о котором он успел наслушаться, окончание каникул, учебы в целом, переезд. Но с Глебом — не страшно. С ним ничего не страшно.

15

Безнадежно…

Но в этом слове не завоет волком тоска.

Безнадежно -

Пленен любовью, до последнего волоска,

До шерстинки на морде волчьей,

До клетки и нерва, весь.

Волку проще — споет он ночью,

Что влюбился и счастлив, песнь.

Ну а мне что прикажешь делать?

Волчья ягода ты моя…

Я у ног твоих лягу зверем,

Поцелую при свете дня.

Безнадежно…

По снегу алым, как рябиною из горсти.

За дурную любовь такую, если можешь,

Меня прости.

Ты ж мой смелый, моя отрада,

Радость жизни и сладкий грех.

В волчьей ягоде — много яда,

Только яд тот вкуснее всех.

Справочка:

Уд — мужской половой орган.

Этимология слова уд — у д — «то, что вне». Слово уд входило в систему обозначений частей человеческого тела: над — под, перед — зад, сердце — уд. Примечательно, что уд в данном случае, имея исходное значение «то, что вне», противопоставлен сердцу — внутреннему центру человеческого организма.

Удовольствие — это архаичное обозначение оргазма.

Стремление к удовольствию — это отдать свою волю внешнему (телу).

Каникулы промелькнули быстро. Вроде бы и больше недели, а как один день. Как и последующие дни.

— Ты щеки отъел, — хмыкнул Глеб, глядя, как Паша дожевывает бутерброд перед выходом.

— Это плохо? — пробубнил тот, смахнув в рюкзак учебник с недочитанным параграфом.

— Нет, хорошо, — ответил Глеб, и добавил, наклонившись ближе: — Есть за что ухватиться.

Хватался он теперь часто и за что придется у Пашки, благо, никто на них не смотрел. В гимназии — тем более, все теперь ударились в подготовку к экзаменам, хоть и знали, что в случае провала спасет папин авторитет. Или папины капиталы. Однако учителя все равно загружали допзанятиями, и домой они оба приползали уставшие, но друг на друга время оставалось, пара часов перед сном. Васька, неглупая в целом барышня, похмыкивала, глядя на них по утрам, выцепляя взглядом опухшие губы и алые следы, мелькавшие под воротником. Однажды даже сказала Глебу:

— А такой подающий надежды парень был! Эх тыыыы…

— Прости, что не оправдал ожиданий, — ответил Глеб, зная, что Васька свой человек, не сдаст.

С Пашкой было интересней. Весело, даже во время уединений в кровати. И очень неловко, когда он вдруг поднял голову, оторвавшись от наблюдений за тем, что творилось между его раздвинутых ног, от вида медленно исчезающего внутри себя Глебова члена, и встретился с ним глазами. Глебу в этот момент почудилось, что они соприкасаются не только телом, но и чем-то больше.

Глеб всегда оставался «романтиком», даже помогая потом смазывать красную, отшлепанную с излишним усердием Пашину задницу. Не рассчитал сил.

* * *

Конец января выдался лютый, снежный, ветреный. В гардеробе гимназии, наматывая шарф, Глеб учуял родной теплый запах, оглянулся, замечая в углу замешкавшегося у окна Пашку. Тот не мог застегнуть пуговицу на воротнике куртки, путался в мехе, хмурил брови. Приблизившись, Глеб быстро застегнул ее, вдохнул глубже, и глотку будто обожгло огнем.

— Глеб? — позвал Пашка. — Зрачки. Что с твоими зрачками?

— Что с ними? — откликнулся тот.

— Они огромные.

Глеб, уткнувшись лицом ему в воротник, негромко зарычал от досады.

* * *

С собой Глеб взял немного, только смену одежды, аптечку и мелочи, вроде средств гигиены. Сунул зарядку для телефона в карман, спички, ключи. Чмокнул Пашку в висок:

— Если не вернусь через неделю, скажи деду.

— Через неделю? — Пашка растерянно побрел за ним до двери.

— Я впервые испытываю такое жуткое желание вставить тебе по самые гланды, — усмехнулся Глеб. — Поэтому не знаю. Кто спросит — я у деда. Отец в курсе.

Быстро обнял и ушел к ожидающей за воротами машине. На облюбованном балконе Паша открыл окно, выщелкнул из пачки сигарету. Огромный, притихший дом навалился на него пустотой комнат, задышал в спину притаившимися по углам тенями. Очень хотелось пойти с Глебом, но тот не разрешил, сказав, что это опасно, мало ли, что взбредет в голову сходящему с ума от гормонов зверю. Он постоял, вдыхая дым, вернулся в комнату, сел за домашку. Спустя полчаса обнаружил, что смотрит на одну и ту же страницу, не запомнив ни одной строчки, потер глаза, спустился вниз, где до конца вечера просидел в детской, слушая потрескивание и тихую музыку мобиля над двойной кроваткой, пока не пришла с нагретой смесью Катя.