Волчья сыть - [63]

— Коли так, попробуй. Эх, если бы я на ноги встал, я бы с ним за все посчитался! Однако, боюсь, что до полнолуния в силу войти не успею!

Я не стал спрашивать, почему же тогда он попал в плен к Вошину и просидел несколько месяцев в его темнице. Увы, видимо, не только мы, люди, но и волхвы имеют слабость преувеличивать свои возможности.

— Значит, сначала пусть местные жители организуют облаву, а не получится, я пойду на охоту…

— Почему только ты, я тоже, — сказал Иван. — Не убил с первого раза, убью со второго.

— Вы можете посоветовать, как правильно организовать облаву? — спросил я Костюкова.

— Оборотень сейчас прячется, до полнолуния…

— Про полнолуние вы уже говорили, — перебил я.

— Пускай во всей округе проверят все ямы, старые медвежьи берлоги, глубокие овраги. Может быть, и повезет. Хотя вряд ли…

— Понятно. Хорошо, я тогда пойду решать вопрос с пулями.

— Я с тобой, — вызвался Иван, — вдвоем веселее.

Оставив волхва набираться сил, мы отправились к Трегубову. Василий Иванович лежал постели с привязанным к ноге грузом и жаловался окружившим его ложе гостям на свою тяжелую жизнь. Здесь же была и Аля, как мне показалось, полная сочувствия к бедному страдальцу. Кроме нее, сочувствовали страждущему еще четыре дворянские девицы, умильно глядевшие на холостого богача и одинаково манерно обмахивающиеся душистыми кружевными платочками.

— Ну, что ты решил с облавой? — спросил я, прервав горько-сладкие стенания помещика. — Нужно срочно собирать народ и прочесать все окрестности. Особенно берлоги, ямы и овраги.

— Куда же я с больной ногой, — горестно сказал он, — коли здоров был бы, тогда всенепременно, а так! Плохой из меня нынче охотник.

— Тебе и незачем участвовать, лежи, лечись. У тебя есть толковые егеря?

— Как не быть.

— Распорядись, чтобы их позвали, и прикажи, чтобы они слушались меня.

— Ах, все это пустое! Пусть Платон Кузьмич распорядится.

— И еще мне нужны два хороших ружья.

— Это все Платон Кузьмич. Знал бы ты, Алексей Григорьевич, как трудно быть возвышенным, чувствительным человеком!

— Откуда же нам такие тонкие чувства испытывать! — заверил я бедного страдальца.

Больше мне здесь делать было нечего, тем более, что Алевтина, подслушав, о чем я думаю, глядя на бледного красавца и его обожательниц, обижено надула губы и отвернулась.

Мы с Иваном, прихватив с собой нового управляющего, отправились в оружейную комнату. Арсеналу Трегубова оказался впечатляющим. Большинство ружей и пистолетов можно было, не сомневаясь, отправлять в музей прикладного искусства.

Однако, мне нужны были не музейные образцы с инкрустацией, позолотой, тончайшей гравировкой и прочими красивостями, а нормальные охотничьи ружья, из которых можно было метко стрелять. Такие тоже нашлись. Я выбрал два английских кремневых ружья, тоже, кстати, завораживающих взгляд классическим совершенством линий.

— Вот это ружьецо! — восхищенно цокал языком Иван, когда мы шли в село разыскивать кузницу. — Знатное ружьецо! Это чья работа?

— Аглицкая.

— Слышал про такую страну. У них королем Егорий?

— В смысле, Георгий? Кажется. У них этих Георгиев много было.

— А из чего ты пули лить думаешь?

— Как из чего? Из рублей, конечно. Или у тебя есть другие предложения?

— Из рублей жалко. Я в господском доме видел ложки подходящие. Может, из них сподручнее?

— Господские ложки много дороже стоят, чем монеты, к тому же неизвестно какой они пробы, а рубли делаются из чистого серебра.

— Проба-то что, почему бы и не попробовать, — по-своему перевел Иван слово «проба», — только дорогим это оборотень окажется, коли на него столько денег уйдет.

— Ничего, — успокоил я рачительного хозяина, — мы потом с Трегубова деньги стребуем.

— Ну, только если так!

За разговорами мы вошли в село. Жили трегубовские крепостные в скудости. По пути нам не встретилось ни одной новой избы. Видимо, Вошин, при попустительстве помещика, был экономным человеком — обдирал крестьян как липку. Пора была страдная, и народа не было.

Только около церкви нам встретился крестьянин на чем-то, отдаленно напоминавшем телегу, и показал, где найти кузнецу. Мы прошли в конец села к изрядному глинобитному зданию с прокопченными стенами.

— Есть кто живой? — крикнул я в «мрачные недра» кузницы.

Оттуда, не спеша, вышел крупный мужик в кожаном фартуке.

— Чего нужно? — спросил он без обычной крестьянской робости, исподлобья рассматривая нас с Иваном.

— Кузнец нужен.

— Я кузнец, — вежливо ответил он.

— Можно войти? — спросил я, приятно удивляясь такому непривычному независимому поведению.

— Входите, коли не шутите, — разрешил мастеровой, сторонясь от входа.

Мы вошли внутрь. Посередине помещения располагался большая печь с горном. Рядом с ней стояли верстак и невообразимой величины колода с наковальней. По стенам висело множество непонятного на первый взгляд инструмента. Из-за меха высунул чумазый любопытный нос подросток лет тринадцати. Кузнец прошел следом за нами и наблюдал, какое впечатление производит его мастерская.

— На охоту собрались или пришли ружья чинить? — спросил он, встретившись со мной взглядом.

— Кое-что сделать нужно, — ответил я. — Горн долго раздувать?