Волчья шкура - [4]

Учебники читать нужно, лекции не пропускать. Посмотри, едва зимнюю сессию вытянула, летняя на носу, как ее-то сдавать собираешься? Весна в голову ударила? Доучись, диплом получи — и пиши себе романы для души, если на большее не способна.

На прощание Кира Валентиновна холодно кивнула, а потом до самой сессии отворачивалась, даже не смотрела в сторону Ирины. И экзамен принимала так же, вполоборота. Не дослушав, черкнула «удовл.», расписалась, оттолкнула, не глядя, «зачетку».

Ладно, «удовл.», пожалуй, даже много. Некогда было Ирине к экзаменам готовиться. Вся весна ушла на реконструкцию рельефа, поиски древнего русла реки, кропотливую проверку деталей. Благо, достать карты в архивах студентке истфака большого труда не составило.

Никуда не деться, Кира Валентиновна, именно в Славянском районе нужно искать разгадку. И читать нужно не «граница Торы», а «граница Тора»!

По счастливой случайности, она, Ирина Анатольевна Коваленко, родилась и выросла в городе Славянске, где каждый детсадовец знал, что старинное название города — Тор.

Крепость построили крымчаки, они же дали ей название. Интересно, знает ли Каверзнева, кто такие крымчаки? А Ирина теперь знает. В Крым из Итиля высылали подросших детей, у которых мать была нееврейкой. По Галахе* ребенок матери-нееврейки не считался евреем. Воспитанные в иудаизме, крымчаки жили по вере отцов и честно служили интересам Хазарии, трепетно сохраняя свитки Торы. Поэтому крепость с кольцеобразным расположением стен, похожим на обрез свитка, была названа Тор. Кстати, река, протекающая возле Славянска, и сегодня называется Торец. Город был переименован одноглазым фаворитом, как только проезжавшая через Тор императрица бездумно восторженно прокудахтала: «Однако славный будет городок!» Дальше — проще. Граница по-старославянски — «крама», а соседний со Славянском город Краматорск и есть разросшееся за семьсот пятьдесят лет поселение с «золотой карты».

Будет доклад, строгий, логичный и убедительный. И будет стоять за кафедрой Ирина в небесно-голубом платье с белоснежными кружевами. И приложатся к докладу сокровища, найденные в захоронении…

Вагон мягко покачивало. Год не была дома, папы нет уже два. Бедная мамочка, как она там одна? Здорово повезло, что Татьяна раздобыла клиенток в Москве. Спасибо ей! Жаль, конечно, что пришлось задержаться, уже неделю могла бы быть дома с мамой. Но зато и заработала прилично, шутка ли, пять платьев за это время соорудила, да каких! Дамочки остались довольны и денег не пожалели. Вот мама обрадуется! Тяжко ей приходится одной. Пенсия — копейки, тянет полторы ставки в школе. Ну, ничего, недолго осталось, скоро все изменится…

*****

Четыре солнца на ледяном небе, четыре солнца, где настоящее, где двойники-обманки? Четыре солнца над сияющей белизной. Не часто человеку дано видеть великое знамение — четыре солнца, лучами в крест. Что пророчат они племени: черную беду или светлое чудо?

На высоком берегу раскинулось кетское стойбище. Из темных лоскутных тунусов прямыми, тонкими хлыстами тянутся вверх белые дымы. Так люди крепко-накрепко привязывают землю к небу. Внизу по обе стороны широко легло ослепительно белое поле, под ним замерла промерзшая до дна река. Поодаль низкорослые мохнатые олени обгладывают тальник, такие же равнодушно покорные, выносливые и терпеливые, как их хозяева. Дыхание покидает губы животных легким облачком и с вкрадчивым шелестом осыпается невесомой искристой пылью. Несколько недель племя кочевало с места на место, с угора на угор, переходило с одного берега реки на другой и возвращалось обратно. Во время частых, но коротких остановок шаман придирчиво осматривал окрестности; медленно переводя взгляд из стороны в сторону, застывал в созерцании засыпанной снегом реки, низкого неба, ломкой линии далеких деревьев. Он даже принюхивался, поворачиваясь по ветру, и крылья его длинного, тонкого носа мелко подрагивали. Мужчины сошлись вместе возле составленных полукругом нарт. Их узкие лица, с заметно вытянутыми вперед подбородками бесстрастны и спокойны. Смуглые большеглазые женщины, пользуясь короткой передышкой, хлопотали над своими скудными пожитками: разворачивали, чтобы проветрить, свертки с рыбой, проверяли, сколько осталось ягоды, укладывали припасы в порядке, только им одним понятном. За ними хмуро наблюдали собаки, устроившие себе лежки под нартами. Ребятишки, как всегда, в момент остановки попрыгали в высокие сугробы и начали веселую возню, ныряя, кувыркаясь, набирая полные пазухи обжигающе холодного снега. Но все они: и взрослые, и дети — незаметно наблюдали за шаманом, одинаково готовые и двинуться в путь, и начать обустраиваться на новом месте. Наконец, две ночи назад, на угоре Елогуя шаман махнул рукой, разрешая долгую стоянку.

Вчера все приготовления были окончены незадолго до раннего захода солнца. Непредсказуемо радужный, он каждый вечер заново раскрашивал небо тончайшими переливами цветов и оттенков от густого тепла молока оленихи, к нежной, дарящей покой и надежду прохладе весенней травы, и выше, выше — до чистого сияния тех летних цветов, что слепят глаза даже в тени; от потаенно сладкого плена девичьего тела к безудержной страсти ночного костра, который каждую секунду готов выйти из повиновения и обрушиться на того, кто встанет у него на пути. В человеческом языке и слов таких нет, но кеты с детства легко и просто читали откровения неба, как и откровения леса, земли, воды, и жили по вечным законам, которые там были заложены. Поэтому бытие их было спокойным и ясным. А все, что оставалось непонятным или казалось неразрешимым, знал и понимал шаман. Нужно лишь время от времени останавливаться по его знаку, терпеливо ждать, а после того, как он позволит, двигаться дальше.