***
Приглашение ко двору последовало всего через неделю после их приезда в Петербург. По мнению графа Василия, такое быстрое "развитие событий" являлось скорее исключением, чем правилом. Императрица София — или Императрикс, как называли ее придворные, — умела быть щедрой, в чем бы эта щедрость ни выражалась. Но одновременно она всерьез была озабочена своим величием и никогда не давала повода заподозрить ее в слабости. Слабостью же в данном случае кое-кто мог счесть излишнюю заинтересованность Софии в праздно путешествующих подданных далекого от России Бургундского королевства. О своих планах на двух этих персон она не распространялась. Никаких официальных заявлений нигде пока не прозвучало. Так что императрица ловко скрывала свой особый интерес под флером обычного женского любопытства к двум выдающимся темным колдунам.
— Графиня Консуэнтская… Граф де Сан-Северо…
Распахнулись белые, украшенные золотыми арабесками двери, и Август с Теа, — она держала его под руку, — вошли в тронный зал. Что тут скажешь! Новосильцев не обманул. Пожалуй, даже приуменьшил. Такой роскоши Август не встречал ни при одном другом двое, а ведь он объехал практически всю Европу. Расписанные на античные манер потолочные плафоны, зеркала в золотых рамах, множество зеркал, перемежающихся высокими французскими окнами, и невероятной красоты наборный паркет, изготовленный из различных пород светлого и темного дерева. Наверное, здесь имелись и другие чудеса, но Август не смел крутить головой. Они с Теа шли по проходу, оставленному разошедшимися на две стороны придворными. Впереди на возвышении под красным с золотом балдахином, украшенным императорской короной, на золотом троне восседала императрица София в платье из темно-синей парчи и светло-синих и голубых шелков. Платье было украшено множеством со вкусом подобранных драгоценных камней, но их блеск не мог затмить бриллиантового сияния малой императорской короны.
По правую руку от императрицы в кресле меньшего размера сидел великий князь Борис Владимиро-Суздальский — принц-консорт российской империи, а слева и несколько ниже группировались три грации: принцессы Анна, Елизавета и Екатерина, кресла которым по статусу не полагались. Дочери императрицы были все, как на подбор, красавицы, да и сама София была недурна лицом, не говоря уже о густых золотистых волосах, слава о которых шла по всей Европе.
Пока шло представление, она внимательно рассматривала "дорогих гостей", медленно переводя взгляд с Августа на Теа и обратно. Затем сказала каждому несколько "ласковых" слов, улыбнулась, да и отпустила восвояси, пообещав при этом непременно встретиться с ними в будущем, чтобы подробнее узнать о них самих и об их приключениях. На этом аудиенция закончилась, и "дорогими гостями" занялись придворные, часть из которых Август уже знал, — узнавал в лицо и по имени, — других же встретил впервые. И, как это уже стало привычным, их с Теа искусно разделили, разведя по разным компаниям, медленно "дрейфовавшим" в разные стороны. Так что вскоре Август мог наблюдать за Татьяной лишь издалека, да и то урывками.
Между тем, ненамеренное на первый взгляд движение имело цель и смысл. Оно медленно, но верно увлекало Августа в зал, примыкающий к буфетной, пока он не оказался там тет-а-тет с невысоким, полноватым и лысоватым господином. Встреча была не случайна, и, узнав, что имеет честь беседовать с бароном ван дер Ховеном, весьма известным в Европе целителем, Август догадался, что, скорее всего, речь пойдет об алхимии. И не ошибся.
— Господин граф, — перешел к делу собеседник, как только закончился обмен формальными любезностями, — мой пациент… Мне бы не хотелось называть его имя…
— Ну так, не называйте, — пожал плечами Август. — Я в курсе ваших проблем, господин барон. Нарушить клятву Гиппократа — великий грех.
Разумеется, Август иронизировал, но ирония его была не злой и не должна была задеть собеседника.
— Благодарю вас, — возможно, лекарь был излишне серьезен, но у немцев всегда так. Они не признают полумер, а зря. Этот мир построен на компромиссах и полутонах.
— Мой пациент страдает половым бессилием…
— Я соболезную вашему пациенту, но я не лекарь, — напомнил Август, — и не целитель.
— Все, что могут целители, уже сделано, — тяжело вздохнул барон.
— Но от меня-то чего вы хотите? — На самом деле, Август отлично понимал, зачем он понадобился Матэю ван дер Ховену, но предлагать свои услуги считал излишним. Пусть лекарь попросит, и, если "достоин помощи", пусть предложит достойную цену, и, разумеется, речь шла не о денежной компенсации "за труды".
— Осталось последнее средство, — продолжал между тем целитель, — но в моем окружении, к сожалению, нет ни одного достойного алхимика, чтобы сварить необходимый эликсир.
— Меч Давида? — даже не вопрос, а вопросительная форма утверждения. Что еще мог попросить у Августа барон ван дер Ховен?
— Да, — кивнул лекарь. — Мне нужен "Меч Давида". Ничем другим моему пациенту уже не помочь.
— В Петербурге не найти приличного алхимика? — удивленно поднял бровь Август.
— Ну, отчего же! — поморщился лекарь, — но сохранять конфиденциальность умеют не все.
