Волчий хутор - [2]

Там много было буреломов из поваленных сосенок и березняка. И места те считались дикими и страшными для самих недалеко живущих от этого хутора селян. Туда никто совершенно, и давно уже не ходил. Считая эти районы колдовскими. Ими даже пугали сельских детей. Всякими живущими в тех районах лешими и ведьмами. Особенно волками. И видимо, неспроста. Вот и сейчас по следам Жабы крадучись мчалась большая настоящая серая волчица. Ее освещала яркая в небе утреннем Луна. Желтым своим светом, освещая и сам лес, который становился все гуще и непроходимей. Жаба уже и не замечал торопясь, что бежал по болотной мутной воде, шлепая своими сапогами. Он несся по окраине болот, мелькая между березняком и сосенками, огибая селение. Зря полицай Жаба рассчитывал проскочить этот непроходимый лесной район. Он затормозил его продвижение. Жаба стал вязнуть ногами в топи среди деревьев, почти у самого берега болота. Высокая трава путалась вокруг его солдатских сапог. И по черной полицая шинели с белой повязкой на рукаве «На службе у Вермахта», хлестали густые лесные кусты болотных высоких растений. Жаба знал, что здесь не водились даже партизаны. Они обосновались, где-то в лесу на противоположной стороне деревни, но не здесь. Это место было гиблым. И даже их не могло быть здесь. Но, его это не волновало. Главное он был в безопасности. И, мог, добежать до самой комендатуры, не боясь, быть пойманным как предатель. Жаба был из местных. И был законченной сволочью, почти с рождения. С самого детства, он отличался своей распущенностью и жестокостью. Жаба был еще лишен любого вида совести и как таковой чести. Это была, просто, типичная мразь, которой было полно везде. И путь его был, если бы не война, только в тюрьму. Он был еще и вором и спекулянтом. Как его в свое время не замело районное ОГПУ, тоже не ясно. Проглядели. Когда началась война, он сумел схорониться от призыва. И вот теперь, продал Родину за немецкий аусвайс и немецкие марки. И был готов, ухлопать собственную мать за эти марки или кого угодно еще, если оберполковник Гюнтер Когель прикажет. Гюнтер Когель был командиром стоящего вместе с танковой дивизией СС майора Зигфрида Вальтера, своего моторизированного пехотного полка, как раз в Снежнице. Так величали заполненную танками и пехотой немцев белорусскую оккупированную уже второй военный год деревню. Благо мать Ерофея Лесюка, так звали по жизни и по документам Жабу, не дожила до того момента когда ее родной сынок выкормыш, станет предателем своего народа и Родины. Она умерла еще до начала войны. И была похоронена на деревенском кладбище. У Жабы были и сотоварищи теперь по оружию. Полицаи Хлыст, Дрыка и Прыщ. Такие же под стать Жабе мрази и недобитки и предатели Родины.

У каждого из них была своя судьба. Один свалил с Советской Армии при окружении. И шлялся по лесам, пока не вырулил к Снежнице. И прижился, здесь познакомившись с Жабой. Звали его Егор Мирошников по документам, а теперь Хлыст. Хлыст был главным в их отряде деревенских полицаев. И подчинялся местной, теперь военной комендатуре и самому оберполковнику Гюнтеру Когелю. И его личному адъютанту гаупштунбанфюреру Ергину Вальтраубу. Он имел некоторый боевой уже военный опыт. Вот и был поставлен Когелем за главного над полицаями. Второй кореш Жабы был по кличке Дрыка. Тоже, беглый окруженец и солдат из штрафников. С темным неизвестным прошлым. Самый мутный тип из всех в их отряде «На службе у Вермахта». О нем никто ничего до конца не знал. Даже сами полицаи, посему не очень ему доверяли.

Хоть, он и был в подчинении Хлыста. И Хлыст гонял его по всем дырам и норам, всегда на побегушках. Чем Дрыка был всегда недоволен. Но, часто он был один, сам по себе. И когда была возможность отклониться от службы, он куда-то исчезал из деревни. И тайком, но про это никто не знал на его же, наверное, счастье. Третьим был полицай по прозвищу Прыщ. Откровенный преступник, с которым Жаба больше всех контачил. И грабил селян при возможности. Беглый зек из разбомбленного на железке далеко отсюда самолетами немцев поезда. Тюремного эшелона везшего зеков на восток. Он долго шастал, тоже по лесам. И выбрел на деревню. И прятался на чердаках одного покинутого сельского дома. Водил дружбу с некоей Любавой Дрониной, дамой легкого поведения на деревне. Вдовой. И, она помогала ему дожить до начала войны и прихода немцев в деревню. Тут у Прыща расправились крылья. И, он зажил семейной жизнью с этой Любавой в отнятом у местной селянки Варвары Семиной доме. У которой, муж в это время был на фронте. Матери с несколькими малолетними детьми. Выгнав их в наглую, под стволом винтовки на улицу. Благо Семину с ее маленькими детьми приютили соседи ее подруга селянка Пелагея Зимина. У которой тоже были дети. А то бы замерзла в первый же год войны с ними тут же в деревне в лютую зиму. И вот, лучший кореш Прыща, полицай Жаба бежал по берегу болота. И окраине в темноте леса. Сверкая в густых ранних сумерках мокрыми в грязи и болотной траве подошвами солдатских сапог. Мелькая среди сосенок вперемешку с березняком черной шинелью полицая. И черной немецкой кепке с козырьком. Его нарукавная повязка РОА мелькала среди этих деревьев в темноте белым глазным бельмом. И привлекала, как и его запах поддонка и предателя ту бегущую осторожно за ним большую серую голодную волчицу. Молодую, поджарую от голода волчицу.